Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

– О, в этом можете не сомневаться! – с некоторым нетерпением ответил Феррари. – Он был самым высоконравственным человеком в безнравственном Неаполе, если вас это интересует. Начитанным, настоящим философом, совершеннейшим аристократом, чертовски гордым, добродетельным, лишенным подозрительности – и в то же время глупцом!

Я начал закипать, но это было опасно, и я, взяв себя в руки и вспомнив свою роль в задуманной мною драме, разразился громким резким смехом.

– Браво! – воскликнул я. – Легко заметить, какой вы прекрасный человек! Вы не любите моралистов – ха-ха, превосходно! Согласен с вами. Сегодня добродетель и глупость стали синонимами. Да, я прожил достаточно долго, чтобы в этом убедиться! А вот и наш кофе вместе с «Глорией»! С удовольствием выпью за ваше здоровье, синьор Феррари, мы с вами должны подружиться!

На мгновение он, казалось, удивился моей внезапной вспышке веселья, но в следующий момент сам рассмеялся от души, а когда появился официант с кофе и коньяком, пользуясь случаем, отпустил несколько двусмысленную и бестактную шутку насчет прелестей некоей Антуанетты, на которую официант вроде бы имел матримониальные виды. Тот широко улыбнулся, нисколько не обидевшись, и принял очередные чаевые от Феррари и от меня, после чего отправился обслуживать других посетителей, явно довольный собой. Возобновляя прерванный разговор, я спросил:

– А этот бедный недотепа Романи – он скончался внезапно?

– На удивление внезапно, – ответил Феррари, откинувшись на спинку стула и подняв свое красивое раскрасневшееся лицо к небу, где одна за другой начали зажигаться звезды. – Судя по всему, он встал очень рано и отправился на прогулку невыносимо жарким августовским утром, но на самом краю своих владений наткнулся на умиравшего от холеры юного продавца фруктов. Разумеется, с его донкихотскими идеалами он не мог не остановиться и не поговорить с мальчишкой, после чего, как безумный, побежал по жаре в Неаполь, чтобы найти ему врача. Вместо врача ему повстречался священник, он повел его на помощь продавцу фруктов (который к тому времени умер и больше в помощи не нуждался), но тут его самого поразила холера. Его отнесли в какой-то трактир, где примерно через пять часов он скончался, все время угрожая проклятиями тем, кто осмелился бы отнести его домой, живого или мертвого. Хотя бы в этом он продемонстрировал наличие у него здравого смысла: естественно, он не хотел заразить свою жену и ребенка.

– А у него мальчик или девочка? – рассеянно спросил я.

– Девочка. Совсем малышка, неинтересная и старомодная, прямо вся в отца.

Моя бедная маленькая Стелла.

Все мое существо затрепетало от негодования при виде безразличной холодности, с какой он, качавший ее на руках и делавший вид, что любит этого ребенка, теперь говорил о ней. Она, и ему это было известно, осталась без отца. Кроме того, он, несомненно, имел веские причины подозревать, что мать не очень-то о ней заботится. Из этого мне стало ясно, что она уже была или очень скоро окажется совсем одинокой и брошенной всеми в собственном доме. Но я ничего не сказал, лишь с рассеянным видом несколько секунд потягивал коньяк, а потом спросил:

– А как похоронили графа? Ваш рассказ чрезвычайно меня заинтересовал.

– О, находившийся рядом с ним священник отдал распоряжения насчет похорон и, я полагаю, смог его соборовать. В любом случае графа со всеми надлежащими почестями поместили в фамильный склеп – я лично присутствовал на похоронах.

Я невольно вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

– Вы лично присутствовали… Вы … Вы … – Слова застряли у меня в горле.

Феррари удивленно приподнял брови.

– Конечно! Вас это изумляет? Но вы, возможно, не до конца все понимаете. Я был самым близким другом графа, даже ближе, чем брат, позволю себе сказать. Было вполне естественно и даже необходимо, чтобы я проводил его в последний путь.

К этому мгновению я окончательно овладел собой.

– Понимаю, понимаю, – поспешно пробормотал я. – Прошу вас меня извинить – с возрастом я стал восприимчивее к самым разным болезням и подумал, что и вас могла испугать опасность заражения.

– Меня! – беспечно рассмеялся он. – Я в жизни ничем не болел и ничуть не боюсь холеры. Полагаю, я немного рисковал, хотя в то время над этим не задумывался, но священник, монах из ордена бенедиктинцев, умер на следующий же день.

– Потрясающе! – пробормотал я, глядя в кофейную чашку. – Просто потрясающе. Вы и в самом деле совсем за себя не боялись?