Уолтер Тевис - Ход королевы

Когда они уже приземлялись, вынырнув из тяжелых облаков, и Бет впервые взглянула с высоты на Россию, эта земля показалась ей похожей на Кентукки. Она все-таки проглотила три зеленые таблетки и в полете проспала беспокойным сном несколько часов, так что теперь ее одолело странное ватное оцепенение и в глазах мутилось, как когда-то после долгого путешествия на междугороднем автобусе компании «Грейхаунд». Тогда она наелась таблетками посреди ночи – пробралась по узкому проходу мимо спавших людей в конец салона и налила воду, чтобы запить пилюлю, из большой бутыли в смешной пластиковый стаканчик.

В аэропорту Москвы мистер Бут оказался на удивление полезным: он знал местные правила, хорошо говорил по-русски и сразу отвел Бет к нужной таможенной стойке. Дальше все тоже было неожиданно легко: симпатичный пожилой человек в униформе бегло осмотрел ее ручную кладь, открыл оба чемодана, поднял и положил обратно пару вещей – на этом таможенный осмотр и закончился.

У дверей аэропорта их ждал посольский лимузин. Они поехали по дороге, бежавшей вдоль полей, где в бледном утреннем свете уже работали мужчины и женщины. По полю, тянувшемуся до самого горизонта, ползли три огромных трактора – куда больше тех, что Бет видела в Америке. Автомобилей на дороге было мало. Потом лимузин ехал по улицам, на которых стояли шести- и восьмиэтажные дома с маленькими окнами; несмотря на серое небо, было теплое июньское утро, и люди сидели у подъездов. Дорога начала расширяться, на пути попался маленький парк с буйной зеленью, за ним еще один – побольше, а дальше стояли огромные новые дома, такие солидные и величественные, будто построенные на века. Дорожное движение стало интенсивнее, на обочинах появились велосипедисты, а на тротуарах – толпы прохожих.

Мистер Бут в помятом костюме откинулся затылком на спинку сиденья и дремал. Бет, напряженно застыв в уголке длинного салона, смотрела в окно со своей стороны. В облике Москвы не было ничего враждебного или угрожающего, она была похожа на любой большой город. Но расслабиться Бет не удавалось. На следующее утро должен был начаться турнир. Она чувствовала себя одинокой и напуганной.

Ее преподаватель на языковых курсах при университете говорил, что русские пьют чай из больших стаканов и процеживают его через кусочек сахара, зажатый в зубах, но в просторной, затемненной шторами гостиной отеля чай подали в изящным фарфоровых чашечках с золотистым меандровым орнаментом. Бет сидела в викторианском кресле с высокой спинкой, плотно сжав колени, с чашкой чая в одной руке и блюдцем с тяжелым маленьким кусочком рулета в другой и пыталась внимательно слушать директора турнира. Он произнес несколько предложений на английском, затем повторил их на французском и снова заговорил по-английски: организаторы рады приветствовать гостей в Советском Союзе, туры будут начинаться ежедневно ровно в десять утра, у каждой доски будет неотлучно находиться арбитр, и к нему можно обращаться в случае любых затруднений; курить и есть во время партий запрещается, но при необходимости игроки имеют право отлучиться в комнату отдыха в сопровождении кого-то из обслуживающего персонала, для этого нужно всего лишь поднять руку, чтобы привлечь внимание дежурного.

Кресла были расставлены в круг; директор турнира находился справа от Бет, напротив нее сидели Дмитрий Лученко, Виктор Лаев и Леонид Шапкин – все в идеально скроенных костюмах, белых рубашках и темных галстуках. Мистер Бут говорил, что советские мужчины выглядят так, будто заказывают одежду по каталогу «Монтгомери Уорд» [80] «Монтгомери Уорд и К°» – компания, занимавшаяся торговлей по почте с доставкой на дом; была основана в США в 1872 г. и ориентирована на сельских жителей. тридцатых годов, но костюмы шахматистов были из элегантного дорогого серого габардина и других шерстяных тканей. Эти трое – Лученко, Лаев и Шапкин – являли собой пантеон, перед которым благоговел весь американский шахматный истеблишмент. А по ее левую руку сидел Василий Боргов. Бет никак не могла заставить себя взглянуть на него, но находилась так близко, что чувствовала запах его одеколона. Между Борговым и остальными русскими шахматистами расположился еще один пантеон, не менее прославленный: Жоржи Фленту из Бразилии, Бернт Хельстрём из Финляндии и Жан-Поль Дюамель из Бельгии, все одетые так же консервативно. Бет пила чай и старалась не подавать виду, что нервничает. Было девять тридцать утра, за окном светило восхитительное летнее солнце, но тяжелые коричневые шторы на высоких окнах были плотно задернуты. Кресла щеголяли коричневой бархатной обивкой с золотистым узором; роскошный восточный ковер на полу выглядел так, будто попал сюда из какого-нибудь музея, стены были обшиты палисандровыми панелями.