Алекс Тарн - Шабатон [Журнальный вариант]

Вот и теперь, в деталях расписывая серолицему следователю свои прошлые и нынешние проекты, он искренне не понимал, как можно откровенно клевать носом, слушая столь увлекательный рассказ. Шимон, со своей стороны, обладал поистине безграничным терпением, если смог в течение двух часов выслушивать пестрящую специальными терминами лекцию о расчете прочности стенок духового шкафа. Но, видимо, есть границы и у безграничного: в какой-то момент несчастный очкарик счел, что душевное здоровье дороже, и прервал доктора Островски на полуслове.

— Хватит? — переспросил Игаль. — Почему хватит? Я еще не закончил. Если брать в расчет модуль упругости второго рода…

— Довольно! — простонал следователь, срывая с носа очки. — Эта тема на сегодня закрыта! Закрыта!

— Ну, как хотите. Но учтите: я еще и половины не рассказал.

— В другой раз! — за стеклами очков промелькнуло выражение нескрываемого ужаса. — В другой раз! А пока мне хотелось бы вернуться к вашему деду Науму Григорьевичу. Надеюсь, о нем вы будете говорить с неменьшим энтузиазмом.

— Конечно, — кивнул Игаль. — Этому человеку я обязан всем. По сути, он меня вырастил и воспитал. Его уход из жизни — самый тяжелый удар, который мне пришлось когда-либо перенести. Мне было тогда шестнадцать…

— Вы упомянули его работу в Институте иностранных языков…

— Да, дедушка поступил туда сразу после реабилитации в 1956 году. В принципе, он мог бы и не работать: государство выплачивало ему персональную пенсию союзного значения как герою Гражданской войны в Испании.

— Сколько он просидел?

— Восемнадцать лет. И не где-нибудь — на Колыме. Арестовали по ложному обвинению в конце 37-го, выпустили в 55-м. Представляете? Засадить на восемнадцать лет героя интербригад! Впрочем, сталинский террор никого не щадил…

Шимон сочувственно покачал головой.

— Да, в те годы чего только ни случалось… — Он снял очки, положил их на стол и озадаченно почесал в затылке. — Игорь Сергеевич. Если позволите. Мне хотелось бы воспользоваться вашей наблюдательностью и умением выстраивать правдоподобные версии. Не возражаете? Это прямо касается вашего деда.

Игаль пожал плечами.

— Что ж, давайте попробуем.

Следователь снова водрузил очки на нос и пристально воззрился на доктора Островски.

— Итак, ваш дедушка, герой Гражданской войны в Испании, скончался в 1975 году в Москве. Будем считать это фактом.

— Что значит «будем считать»? Это факт.

— Ладно, факт. А четырьмя годами раньше здесь в Израиле скончался пожилой господин по имени Ноам Сэла. И это тоже факт… — Шимон выдержал паузу. — Вы спросите, при чем тут Ноам Сэла? А при том, отвечу я вам, что покойный получил это имя взамен прежнего — правда, в отличие от вас, он сменил еще и фамилию. В этом пока нет ничего необычного. Объяснения требует другое: при рождении Ноама Сэлу звали Наумом Григорьевичем — вернее, Нохумом Гершелевичем Островским, и, согласно документам, произошло это рождение первого мая 1897 года в городе Бобруйске Минской губернии, и был он четвертым сыном меламеда Гершеля и его жены Двойры. Что скажете, Игорь Сергеевич? Согласитесь, мы не могли не удивиться, прочитав точно такие же данные в этой вот вашей анкете.

Следователь приподнял пачку исписанных рукой Игаля листков, подержал на ладони, словно взвешивая их значимость, и бросил на стол.

Доктор Островски смотрел на него непонимающим взором.

— Подождите, — сказал он. — Что вы хотите этим сказать? Что возможны такие совпадения?

— О каких совпадениях вы говорите, Игорь Сергеевич? — вздохнул Шимон. — Какие совпадения? Добро бы еще только имя, отчество и фамилия — но ведь и место рождения, и дата, и описание родителей, и даже почетное прошлое героя Гражданской войны в Испании! Таких случайных совпадений не бывает, Игорь Сергеевич. Один из этих ныне покойных людей — фейк. Обманщик, самозванец, присвоивший чужую биографию. Вопрос лишь — кто? Наш тель-авивский Ноам Сэла или ваш московский дедушка? И если второе, то кем тогда считать его внука, то есть, извините, вас?

Игаль молчал, потрясенный услышанным.

— Ну как, есть версии? — поторопил его Шимон и, не дождавшись ответа, продолжил. — Давайте поступим так. Вы сейчас возвращайтесь домой, подумайте хорошенько, вспомните прошлое — авось и всплывет что-нибудь. Впрочем, почему я говорю «авось» — наверняка всплывет. И тогда сразу же звоните, не стесняйтесь. Вот вам моя визитка. А мы пока поищем по своим каналам.