И Быстрицкий суеверно поплевал через левое плечо.
Они вышли за ворота и оказались на круглой площади с памятником. В дверях кафе, расположенного у постамента, виднелась уже знакомая Вике тучная продавщица с кульком семечек.
— Здравствуйте, глубокоуважаемая Марь Петровна, — расплылся в улыбке старичок. — Как живете-можете?
— А как можем — так и живем, — хохотнула в ответ продавщица. — Вам, Эммануил Венедиктович, как всегда?
Быстрицкий коротко кивнул. Женщина ненадолго скрылась в кафе и вышла оттуда с подносом, на котором стояла рюмка коньяка. Одним махом Эммануил Венедиктович опрокинул ее и звонко поставил снова на поднос. Все было проделано настолько оперативно, что стало ясно — для старичка это привычное дело. Продавщица тем временем смерила Викторию изучающим взглядом.
— А вы, значит, та самая девица, которую из Москвы вызвали в старых бумажках ковыряться?
Вика растерялась от такой бестактности. Спасать ситуацию кинулся Быстрицкий.
— Марь Петровна, я же вам рассказывал: Виктория Олеговна — профессор, прибыла сюда графский архив разбирать.
Продавщица презрительно фыркнула.
— Чего там разбирать? Бумажки — они и есть бумажки. Жили люди давно, и писали давно. Вот и вся история. А шуму-то из-за этих дневников с родословными…
Вика в недоумении воззрилась на нее.
— Откуда вы знаете, что в сундуке есть дневник и родословная?
— Так кто ж этого не знает, милая? — отмахнулась Марья Петровна. — Сундук черте сколько в подвале сельсовета стоял. В него все кому не лень заглядали.
— Деревенские жители видели документы — и ничего не растащили? — изумилась девушка.
Продавщица глянула на нее, как на умалишенную.
— Чего там тащить? Чай, не золото с брильянтами, а бумажки старые. Какой от них прок? Ну, поглазел народ — да и назад, в сундук, поклал. Делов-то…
Викино внимание привлекла статуя, возвышающаяся около кафе.
— Кто этот бородатый мужчина в костюме? — обратилась она к продавщице.
Та пожала плечами.
— Без понятия. Это лучше у местных поспрошать.
— А вы, Марь Петровна, разве не местная? — удивился Быстрицкий.
— Я-то? Не, я из псковских. Двадцать лет назад рванула сюда дурной козой, когда в муженька своего будущего втюрилась. Тут, в Красных петушках, и выяснилось, что он еще тот пропойца. Деньги пропил, хозяйство пропил, мозги тоже пропил. Да и сам вскорости богу душу отдал. Хотя и до того, как помер, ничем, окромя водяры, не интересовался.
— Кто же все-таки может рассказать о памятнике? — не унималась Вика.
Марья Петровна задумалась. Думала она так долго, что девушка заподозрила: среди местных никто особой любознательностью не отличается. Но тут щекастое лицо продавщицы просветлело.
— Вы отца Даниила поспрошайте — он историю деревни хорошо знает… И вообще мужчина положительный, — зачем-то добавила она.
— Хорошо, спрошу, — кивнула Виктория. — Ладно, пойдем мы уже.
— До свидания, Марь Петровна, — заискивающе проворковал Быстрицкий. — Завтра обязательно к вам поболтать забегу.
— Ага, забегайте. Коньяка еще целая бутылка имеется.
И, отвернувшись, продавщица снова защелкала семечки.
Примыкающая к площади аллея поражала образцовой ухоженностью. Насколько хватало глаз, вперед тянулись ровные ряды деревьев, перемежающиеся пестрыми цветочными клумбами. Тут, конечно, не наблюдалось такого великолепия, как около Тормакинского особняка. Но все равно было понятно, что за порядком в парке тщательно следят. Вот только — кто? Как и в саду банкира, тут не было видно ни единого работника.
— Местные все прибирают, — словно прочитав Викины мысли, сказал Быстрицкий. — Они трудятся ранним утром и поздним вечером. А потом уходят.
— Куда уходят? — не поняла девушка.
— Домой, на окраину. А вы что думали — деревенское рванье живет бок о бок с богачами? Семен Семенович, как только землю купил, сразу все население Красных петушков из центра выселил.
— И что, люди с этим согласились?
— Еще бы им не согласиться, — фыркнул старичок, вышагивая по аллее. — Семен Семенович для местных отличные дома выстроил. Зарплату предоставил, удобства всякие. У Марь Петровны, вон, в кафе Интернет имеется. А до появления Тормакина она и не догадывалась, что этот Интернет вообще существует… Деревенские всего несколько часов в центре трудятся. За парком ухаживают, за полями для гольфа — и потом по своим делам расходятся. Люди рады и счастливы, уж поверьте.
— А Марья Петровна? — вспомнила Вика. — Она же вроде деревенская, а целый день в центре сидит.
Читать дальше