– Она еще жива?
– Да, – ответил доктор.
Лорд Уолдерхерст подошел к нему.
– Можно мне ее увидеть?
– Нет, лорд Уолдерхерст. Пока что нет.
– Значит ли это, что я не смогу ее увидеть до самого последнего мига?
– Если и когда этот миг настанет, вас позовут.
– Что мне делать?
– Вы ничего не можете сделать. Только ждать. С нею Брент, Форсит и Блаунт.
– Но я ничего не знаю! Мне должны рассказать! У вас есть время поговорить со мной?
Они прошли в кабинет Уолдерхерста, в святая святых Эмили.
– Леди Уолдерхерст очень любила сидеть здесь, – заметил доктор Уоррен.
Уолдерхерст понял, что она писала ему, сидя за его письменным столом. На столе лежали ее ручка и бювар. Наверное, ей нравилось писать ему, сидя в его кресле. Это было так на нее похоже! Он вздрогнул, увидев на приставном столике наперсток и ножницы.
– Мне должны были сообщить, – сказал он доктору Уоррену.
Доктор Уоррен сел и объяснил, почему ему ничего не сообщали.
Он рассказывал и с интересом наблюдал, как лорд Уолдерхерст пододвинул к себе ее бювар и механически открывал и закрывал его.
– Я хочу знать, – сказал лорд Уолдерхерст, – можно ли мне поговорить с ней. Я бы хотел поговорить с ней.
– Это вполне естественное желание, – намеренно спокойно заметил доктор Уоррен. – В такой момент.
– Вы полагаете, она меня не поймет? Не услышит?
– К сожалению, этого никто не знает.
– Как это жестоко… – медленно проговорил лорд Уолдерхерст.
– Я считаю, что должен кое-что рассказать вам, лорд Уолдерхерст, – доктор продолжал внимательно за ним наблюдать. Этот человек не нравился ему в прошлом, и сейчас ему было интересно, тронут ли его некоторые факты, и способен ли он вообще что-либо почувствовать. – До своей болезни леди Уолдерхерст очень четко выразила мне свое единственное желание. Она взяла с меня слово, и я должен был его сдержать, несмотря на обстоятельства или вашу волю. Она попросила, что если придется пожертвовать чьей-либо жизнью, это должна быть ее жизнь.
Лицо Уолдерхерста, до того свинцово-серое, побагровело.
– Она попросила вас об этом?!
– Да. И что самое ужасное, она не забыла своей просьбы. Когда у нее началась горячка, мы услышали, что она молится, и она молила меня, словно высшее божество, чтобы я исполнил ее просьбу. Она необыкновенная. Она спасла вашего сына, вытерпев невероятные муки.
– Вы хотите сказать, что если бы она больше заботилась о себе, а не о безопасности ребенка, с ней бы этого не произошло?
Уоррен кивнул.
Монокль Уолдерхерста все это время болтался на шнурке. Он каким-то судорожным коротким движением подобрал его, вставил в глаз и посмотрел в лицо доктору. Руки Уолдерхерста дрожали.
– Боже мой! – воскликнул он. – Если бы я был здесь, ничего этого бы не случилось!
Он встал, опираясь дрожащими руками о письменный стол.
– Все просто и понятно, – сказал он. – Она была готова разорваться в клочья, лишь бы дать мне то, чего я желал. А теперь, Господи прости, мне кажется, что я скорее задушил бы этого ребенка своими руками, лишь бы она была жива!
В этот миг закостеневшая, неподвижная, глухая оболочка немолодого аристократа дала трещину. С него слетело все его напыщенное достоинство и стали видны загнанные глубоко внутрь истинные чувства. Он казался безумцем. На лбу его выступил холодный пот, подбородок дрожал.
– Мне все равно, есть у нас ребенок или нет! Мне нужна она… Мне никто больше не нужен! Я хочу видеть ее, я хочу говорить с ней, жива она или нет! Если в ней осталась хоть искорка жизни, она меня услышит!
Доктор Уоррен в задумчивости смотрел на него. Он знал, что люди – любопытные существа, знал и то, что не знали некоторые его коллеги. Он знал, что жизнь – таинственная штука, и что даже затухающий ее огонек иногда можно раздуть заново с помощью сил, которые ни понять, ни описать он не в состоянии. Он хорошо знал натуру этой умирающей женщины, и понимал, что именно составляло смысл ее существования – ее возвышенно-невинная любовь к этому зацикленному на себе мужчине. Он видел это в ее истерзанном предсмертными муками взгляде. Ее последними словами была обращенная к Господу мольба, чтобы он, доктор Уоррен, не забыл свое обещание.
– Не забудьте, – сказала она. – Отче наш, сущий на небесах. И пусть никто не забудет. Да святится имя Твое.
Этот человек стоял теперь перед ним, опершись дрожащими руками о стол, и не пытался скрыть свое страдание. Никто из знавших лорда Уолдерхерста не узнал бы его сейчас.
Читать дальше