– Еще бы! – с праведным негодованием воскликнула миссис Купп.
Этот случай заставил Джейн еще ревностнее относиться к своим обязанностям и с еще большим беспокойством отслеживать все перемещения хозяйки. Она взяла в привычку по несколько раз в день заходить в ее спальню и внимательно там осматриваться.
– Я ее очень люблю и, наверное, веду себя глупо, – сказала она матери, – но ничего не могу с собой поделать. Я хотела бы знать обо всех ее планах и первой ходить туда, куда она собирается пойти, чтобы все там сначала осмотреть да проверить. Я так горжусь ею, мама, так горжусь, как если бы сама была членом семьи, а не просто ее горничной. Как было б чудесно, если бы с ней все было хорошо и все шло, как полагается. Даже такие, как мы, люди простые, понимаем, что это значит для джентльмена, который знает свою родословную на девятьсот лет назад! На месте леди Марии Бейн я б уже была здесь и ни на минуту бы ее не оставляла. Ни на минуту!
– Как о вас заботятся! – как-то раз заметила Эстер. – Эта ваша горничная очень вам предана. Если бы пришлось, она бы за вас сражалась.
– Полагаю, она так же верна мне, как верна вам Амира, – ответила Эмили. – Я уверена, что Амира тоже бы сражалась за вас.
Преданность Амиры приобрела форму глубокой ненависти к той, кого она считала врагом своей хозяйки.
– Ужасно, что она захватила этот дом и все, – заявила она. – Она же старая! Да как она может думать, что выносит сына! Из этого ничего не выйдет. Она заслужила все беды, которые на нее обрушатся!
– Порою мне кажется, что Амира меня не любит, – как-то раз леди Уолдерхерст сказала Осборну. – Она посматривает на меня с таким странным видом!
– Напротив, она вами восхищается, – ответил он. – Из-за того, что вы такая высокая и так свежо выглядите, она считает вас чем-то сверхъестественным.
В парке, окружавшем Полстри-мэнор, был большой старый пруд, глубокий и темный, окруженный живописно разросшимися деревьями. По берегам он зарос белым и желтым рогозом и коричневым бархатным камышом, в воде раскрывали и закрывали свои цветки водяные лилии. К нему вела липовая аллея, заканчивавшаяся замшелыми ступеньками, по которым спускались те, кто хотел покататься в мерно покачивавшейся в стоячей воде лодке. В центре пруда был остров, на котором в свое время высадили розы, позволив им потом одичать, ранней весной здесь зацветали нарциссы и другие цветы, они пробивались сквозь густую траву и склоняли к воде свои душистые головки. Леди Уолдерхерст открыла для себя это место во время медового месяца и очень его полюбила. Липовая аллея была ее любимым местом прогулок, и она подолгу сидела на скамейке под росшим на острове деревом.
– Там так тихо, – объясняла она Осборнам. – Кроме меня, туда никто не ходит. Стоит мне перейти старый мостик и расположиться там с книгой или работой, как мне кажется, будто я одна на белом свете. Ни звука, только шорох листьев да всплески плавающих вокруг болотных курочек. Они меня совершенно не боятся, как и дрозды, и малиновки. Они знают, что я сижу тихонечко и только наблюдаю за ними. Иногда они подлетают совсем-совсем близко.
Она взяла за обыкновение писать письма или шить в этом сладостном уединении и проводила здесь многие часы. Ей казалась, что ее жизнь день ото дня становится все прекраснее.
Эстер же пруд совсем не нравился. Ей казалось, что здесь слишком уединенно и тихо. Она предпочитала комфорт своего будуара или солнечный сад. Иногда в эти дни она пугалась собственных мыслей. Ее словно что-то подталкивало – подталкивало к самому краю, и ей требовалось немало усилий, чтобы оставаться самой собой. Когда они с мужем были вдвоем, они все больше молчали. Были темы, которые они предпочитали не обсуждать, но каждый знал, что другой думает об этом денно и нощно. В темные ночные часы Эстер лежала в своей постели без сна и знала, что Алек в своей тоже не спит. Она слышала, как он ворочается, как тихо чертыхается. Она не спрашивала, о чем он думает. Она знала. Знала, потому что и сама думала о том же. О большой, румяной, доброй Эмили Уолдерхерст, размечтавшейся о невероятном счастье и в блаженном изумлении не устающей благодарить Всевышнего; о богатых землях и больших, удобных домах; о том, что значит быть маркизом Уолдерхерстом или его сыном; о длинной, утомительной поездке назад в Индию; о безнадежном прозябании в дрянном бунгало; об испорченных местных слугах, одновременно и подобострастных, и упрямых, лживых и вороватых. И не раз ей приходилось зарываться лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания.
Читать дальше