Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

Набив брюхо, он начал совсем уж похабные игры с едой. То ковырял в ней пальцами, то дразнил собак, лез в чужие тарелки, приставал к знакомым за другими столами, короче говоря, вел себя самым омерзительным образом, как последний неотесанный болван, так что народ не выдержал и намекнул трактирщику, что пора бы от него избавиться.

«Давай, парень, вали отсюда! — сказал хозяин. — Ты уже всем надоел». «Отвали! — сказал Бенц. — Не мешай веселиться». «Весело тебе или нет, все равно ступай отсюда и дай другим место!» «Отвали!» — ответил Бенц. «Ну уж нет, — возразил хозяин. — У тебя, небось, еще и денег нет, того гляди, улизнешь, пока никто не видит». «Чего, денег нет? Да еще побольше, чем у тебя, побирушка ты, а не трактирщик!» «А если при деньгах, так чего ж не платишь?» «Так ты ведь еще и не сказал, чего я должен, совсем что ли спятил?» «Двадцать три бацена с тебя». «Ах ты шельмец… двадцать три бацена? Да я тебе и десяти не дам». «Делай что хочешь! — сказал трактирщик. — Или плати, или позову ландъегеря, он уж тебе покажет, кто тут шельмец». С чудовищными проклятиями, будто ничего-то он и не съел да не выпил, кроме паршивого мяса на бацен и стакана вина, какое разливают кони из своего крана, Бенц расплатился. Получив последний бацен, трактирщик сказал: «А теперь убирайся, пока цел! Если с каждым возиться, как с тобой, то и за весь день дюжины не обслужишь, а другие только ждать будут».

Наконец Бенц поднялся, но до двери добраться не смог — принялся расхаживать по зале и у каждого стола проклинать шельму-трактирщика на чем свет стоит. Потом сел на стул задом наперед, растопырил ноги и хотел уж было в таком виде подкатить к девушке, за которой ухаживал другой. Парень тот покосился на Бенца, медленно закипел в нем гнев; кельнерша споткнулась о Бенцовы ноги, вскрикнула; тут уж взорвался трактирщик, выволок Бенца из залы и спустил по лестнице, будто его в трактире и не бывало.

Внизу разразился Бенц смертельными проклятиями, будто бы у него шапку с палкой украли, и он не постесняется и заберет их прямо… Но тут их ему сбросили. Он принялся ругаться еще отчаяннее, вещи поднимать не стал — раз уж они посмели шапку с него сбить, то пусть теперь изволят надеть обратно. Тут подошла Мэди, барышня, с которой он пил на постоялом дворе и которая терпеливо ждала его возвращения. Она водрузила ему на голову шапку, вложила палку в руки и сказала: «Пошли, Бенц! Дурные там люди». «Поцелуй меня в зад!» — сказал Бенц, поворочался немного, но все же широким шагом вышел со двора, честя весь белый свет. Мэди спросила: «Куда теперь пойдем?» «Поцелуй меня в зад, — ответил Бенц, — и вали, куда хочешь!» Мэди не обиделась, засеменила вслед за Бенцем, поддакивала, рассказала, что в «Короне» с ней обошлись ничем не лучше и что вообще тут стоит опасаться за свою жизнь.

Так и плелись они вместе по сугробам и льду до следующего трактира, откуда летели веселые крики и звуки скрипок. Бенц впереди, Мэди следом. Наверху танцевали в свете двух тощих свечей, шапки набекрень, с трубочкой в зубах; на кривом полу царило веселье, а пара худощавых скрипачей наяривали на плохоньких скрипочках, так что по всем углам и стенам визг стоял невероятный. Бенца затянуло в водоворот танца: он схватил Мэди за руку, повел локтем, согнул ноги, вздернул плечами и отчаянным прыжком пустился в пляс. Тут каблук Бенца свел близкое знакомство с суком в полу и никак не хотел расставаться. Бенц думал было удержаться за Мэди, и оба рухнули, так что долго не могли понять, где верх, где низ. Их окружало облако пыли, со всех сторон слышался дикий гогот, Бенц же с большим трудом подобрал трубку и шапку и, проклиная пол и Мэди, которая и танцевать-то не умеет, заковылял к столу, а Мэди преданно последовала за ним.

Бенц потребовал полбутылки красного, Мэди пила вместе с ним, как будто бы так и надо, незаметно съела две сайки, что лежали на столе, да и от дальнейшей выпивки не отказалась. Бенцу это не понравилось, постоянные насмешки злили его; тут Мэди сказала, что скоро стемнеет, а до дома неблизко. «Так, раскошеливайся! — скомандовал Бенц. — И пошли». «Никогда не видала, — сказала упрямая кельнерша, — чтобы девушки вместо парней за вино платили! Ты вино заказывал, тебе и платить! Не позорься!» Он было вспылил, но Мэди не произнесла ни слова, пока он, в ярости и гневе, метая громы и молнии, наконец не заплатил.

Так-то, в сердцах, шапка набекрень, трубка в зубах, Бенц прокладывал себе путь к выходу, но не удержался и все-таки, уходя, подставил одному танцору ножку. Тот грохнулся вместе со своей дамой, а Бенц оказался глуп настолько, что стоял и смеялся. Упавший одним махом вскочил, бросился на Бенца, приложил его об стену, шапка и трубка полетели в сторону, затем выволок за дверь и спустил с лестницы. Все это произошло в один миг, Бенц и опомниться не успел, как уже лежал в снегу, истекая кровью. Так он и лежал, пересыпая проклятия ругательствами, утирая кровь, пьяный, пока за ним с шапкой, трубкой и палкой не вышла Мэди, подняла его, отряхнула и, наконец, повела за собой.