Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

Хотели они было начать переговоры, а господа ни в какую; хотели было выступить в свою защиту, а ничего не вышло, потому что и мужество подрастеряли, да и былого единства среди них не было. Снова стали во всех кантонах заправлять господа, да еще как — вешали и головы рубили, пытали и жгли, словно бы и не было на них Святой Троицы, а уж крестьяне-то и сотой доли таких душегубств не содеяли, что господа да городские. Но так уж водится, в чужом глазу соринку видишь, а в своем и бревна не заметишь.

Горе пришло в страну. Крестьяне вроде бы и за правое дело боролись, да только вот проиграли. Господь, что раньше помогал им, оставил их и принялся помогать городским, пусть их дело и не правое. Тут-то и уверовали крестьяне, что Бог — для господ, так что и смысла молить его и слушаться дальше нету, и толку от этого никакого. И пусть этим занимаются господа, коим одним он и помогает. И поскольку сочли они, что Бог их оставил, оставили и они Бога, да еще и вознамерились показать ему, что и сами знают, что делать, и уж точно не служить Богу, который не посылает им помощи. Разошлась по стране досада и проникла до мозга костей, и ничего хорошего это не предвещало.

В то время в Мюлезайлене в общине Хехштеттен был один лекарь, известный и людям, и Богу. Как его звали, все позабыли, но по всему Эмменталю о нем и сегодня говорят и каждый ребенок о нем знает» [15] Прозвище Мюлезайлер происходит от места жительства героя. Легенда об экзорцисте и провожатом грешников существовала в швейцарском фольклоре задолго до ее изложения Готхельфом. Появилась она, вероятнее всего, в XVII столетии, после Крестьянских войн, прототипом послужил «заклинатель духов», а на самом деле коновал и торговец снадобьями Андрес Мозер, который не единожды привлекался к суду по обвинению в колдовстве. В ходе начатого в 1666 г. судебного разбирательства во время обыска в доме Мозера была обнаружена некая колдовская книга. Под пытками в 1668 г. Мозер признался в колдовстве, а также поведал о происхождении книги — ее будто бы оставил ему проезжий студент. Мозер был приговорен судом Берна к выжиганию на лбу клейма (в виде медведя) и пожизненному изгнанию. Мюлезайлеру на момент изгнания было около 60 лет, о дальнейшей его судьбе ничего не известно. Оба сына Мозера остались в Мюлезайлене, следы семейства прослеживаются на протяжении следующих ста лет. .

«Да, — сказал сосед, — я о нем много слышал. Как-то во вторник он на своей сивой кобыле выехал из Берна, едва село солнце, а дома он оказался, едва начали розоветь горы. Он, правда, ехал не по проселочной дороге, а через колокольню в Хехштеттене».

«Именно он, — сказал Ханс. — Матушка моей бабки была с ним в родстве, и уж если принималась о нем рассказывать, никак не могла остановиться. Ты слышал, как он отвел господ в Ротенталь, и как до этого дошло?» «Нет, — ответил сосед, — расскажи-ка, коли есть охота!»

«Мюлезайлер, конечно, был на стороне крестьян, но виду не подавал и ничего не делал. Он говорил, что, разумеется, не боится, но все это ему не нравится и ничего хорошего не сулит. Никто не думает об общей пользе, а только о собственной выгоде, а Лойенбергер сам не знает, чего хочет, и в конце концов перешел бы на сторону господ, а прочие — как хотят. Но вмешиваться он не станет, даже если бы эта затея ему и нравилась. Были у него сын и зять, молодой да дикий, унять их не было никакой возможности — носились сломя голову и твердили, что хоть их отец и простой человек, они избрали себе лучшую участь и добьются через то богатства и славы. Но кончили оба плохо, как и опасался отец. Сына застрелили под Меллингом цюрихцы, зятя тяжело ранили под Херцогенбухзее, взяли в плен и повесили в Лангентале. Утрата и стыд довели его дочь до сумасшествия, так что теперь она нуждалась в постоянном присмотре, чтобы не причинила себе самой вреда. Помимо всего прочего, ему пришлось выложить значительную часть состояния в качестве контрибуции, но за своих детей ему, должно быть, пришлось бы еще и заплатить собственной жизнью, если бы только владетель Виля не выручил. Друзья они были закадычные — Мюлезайлер не одного скакуна пригнал сюзерену, да еще и по сходной цене.

И словно бы мало ему пришлось выстрадать, каждый раз, выходя из дома, тащил он тяжелую ношу, а когда возвращался, легче она не становилась. Дела у него шли, как и у всех прочих; едва ли мог он положиться на Господа и поверить, что все к лучшему и не стоит отчаиваться. Он прекрасно знал, что крестьяне дали себя облапошить и сами виноваты, но такого обращения уж точно никак не заслужили. Стоило ему раз, пускай даже в мыслях, восстать против Господа, и мысли эти без великого труда уже было не усмирить; едва удавалось заглушить их, как они возвращались снова и снова, когда видел он свою бедную дочь, которая ко всей заварушке никакого отношения не имела, но потеряла все, абсолютно все. Дни напролет приходилось ему бороться, но чем дальше, тем сильнее сгущались на душе у него тучи, уже не позволяя ему молиться, к молитве примешивались недобрые мысли, а от прежнего благоговения не осталось и следа.