Виктор Пронин - Как много в этом звуке…

— А я, честно говоря, думал, что ты меня на ночь в камеру определишь.

— Перебьешься. Камеру еще заслужить надо.

Поужинали в буфете общежития. В небольшой комнате кроме них никого не было. Салат из капусты, котлета с макаронами и компот из сухофруктов. Не слишком вкусно, но вполне съедобно.

— Ты вот, капитан, недавно спросил о просьбах… Здесь, в общежитии, наверно, красный уголок есть со стенгазетой, с портретом Ильича?

— Уголок есть, но с Ильичом, боюсь, сложности будут… На реставрации портрет. Уж лет пятнадцать все восстановить не могут, мухи загадили.

— Ну и бог с ним… Это я так спросил… Чтоб разговор поддержать. Там у вас, наверно, игрища есть всякие? Шарады, ребусы…

— Что тебе нужно?

— Шашки.

— С кем собрался играть? Я ведь сейчас ухожу… У меня еще дела.

— А с тобой мне нечего играть, капитан… Я когда-то был чемпионом института астрофизики. Это тебе не хухры-мухры.

— Ладно… Ложись, отдыхай, набирайся сил, завтра утром поговорим подробнее.

— Шашки, капитан. И бумажку с цифирьками оставь мне на ночь.

Зайцев долго смотрел в глаза бомжаре, потом собрал на поднос посуду, отнес к столику в углу, вернулся, снова сел.

— Следы, говоришь, остаются?

— Надеюсь, — смиренно ответил Ваня, опустив глаза, будто его уличили в чем-то непристойном.

— С кем ты ночью собрался играть?

— С убийцей, капитан.

— Надеешься выиграть?

— Постараюсь.

— А ничья тебя устроит?

— В нашем с тобой деле ничьих не бывает, — веско сказал бомжара и вскинул руку чуть вверх и в сторону, как это делали в свое время греческие боги во время своих посиделок на горе Олимпе.

Нашел Зайцев, нашел все-таки расползающуюся коробочку с шашками и сложенную пополам картонку с черно-белыми клеточками. Комнату Ване выделили вполне приличную — стол, стул, шкаф, небольшой отсек с унитазом и душем. Да, и железная солдатская кровать, уже застеленная, с простынкой, одеялом, со взбитой уже, хотя и тощеватой подушкой.

— Не знаю, капитан, какие номера ты называешь пятизвездочными, но по мне выше этого ничего в мире нет. Даже более того — и не должно быть.

— Не возражаю, — Зайцев положил на стол листок бумаги, который они так долго искали в квартире жертвы, прижал его к столу коробочкой с шашками, чтоб опять случайным сквозняком не сдуло со стола, не унесло в раскрытую форточку.

— Все, капитан, иди, — нетерпеливо сказал Ваня. — У тебя много дел, ты везде должен успеть, уличить, задержать и посадить. Да, еще одно… Если при обыске у убийцы тебе попадется альбом с марками… Серовато-белесого цвета… Потолще тех, которые в шкафу стоят, и росточком пониже… Считай, что тебе повезло. За этим альбомом убийца и приходил.

— Так, — крякнул Зайцев и прислонился спиной к двери. — Что-то еще в тебе возникло?

— Пустячок… Если опять же при обыске в какой-то из квартир наткнешься на бутылочку с канцелярским клеем, его еще силикатным называли… Считай, что ты на верном пути… Последнее время он встречается не часто… Или увидишь кисточку с подсохшим клеем… Или капельки этого клея на столе, на подоконнике… Когда он застывает, то становится прозрачным, но при этом хрупкий, ломкий…

— Знаю я этот клей… Но в продаже силикатного давно нет.

— Зато ты наверняка не обнаружишь его в каждой из двенадцати квартир. Только в одной. В которой убийца и проживает. И еще… Не вздумай чашки из-под кофе помыть.

— А что там? — обессилевшим голосом спросил Зайцев.

— Кофейная гуща! — бомжара вскинул правую руку вверх и чуть в сторону, так, что раскрытая его ладонь неизменно обращалась кверху, будто оттуда, с неба, получал он сведения, подсказки, советы.

— Ну, гуща… И что?

— На ней начертана печальная участь убийцы… Но он или не смог прочитать, или не поверил… Ты найдешь его, не сомневайся. Он обречен. Я увидел в чашке знак.

— Ваня… Ты не хочешь ничего пояснить, поделиться…

— Капитан, это все мелкие подробности… Поговорим завтра. Меня от одного вида этой подушки бросает в сон.

— Ну что ж… Спокойной ночи, Ваня… Береги себя, — последние слова Зайцев не собирался произносить, они выскочили как бы сами по себе. И, спускаясь по лестнице, следователь озадаченно склонял голову то к одному плечу, то к другому — чего это он на ночь глядя вздумал такую заботу о бомжаре проявлять?

Уже во дворе общежития, возле своей машины, Зайцев оглянулся, нашел светящееся окно на втором этаже. Ему почему-то хотелось, чтобы Ваня подошел к окну, махнул рукой, попрощался. Но нет, увидел он лишь, как бомжара поплотнее задернул жиденькие ситцевые занавески, отгораживаясь ими от мира суетного и безжалостного. И не знал, не догадывался замечательный следователь Зайцев, чем в это время занимается его гость.