Стендаль - О любви

Это тот род застенчивости, который играет решающую роль и доказывает наличие любви-страсти в умном человеке.

Напомню, что если автор употребляет иногда местоимения «я», то это делается им лишь с целью внести некоторое разнообразие в форму этих опытов. У него ни в коем случае нет намерения занимать читателя собственными своими чувствами. Он старается поделиться с ним тем, что он наблюдал в своих ближних, по возможности избегая однообразия.

Проявляться в совершенно одинаковых действиях.

Наесautem ad acerbam rei memoriam, amara quadam dulcedine, scribere visum est., ut cogitem nihil esse debere quod amplius mihi placeat in hac vita.

15 января 1819 года.

С некоей горькой сладостью я пожелал записать это для горестной памяти… дабы помнить, что ничто в жизни не может мне быть милее.

Венеция, 1819.

«Воспоминания» г-жи д’Эпине, Желиот.

Прага, Клагенфурт, вся Моравия, и т. д., и т. д. Женщины там очень умны, а мужчины – страстные охотники. Дружба между женщинами весьма распространена. Лучшее время года в этих краях – зима: охотятся поочередно по пятнадцать— двадцать дней у наиболее видных семейств данной местности. Один из самых остроумных синьоров сказал мне однажды, что Карл V законным образом владел Италией и что, следовательно, итальянцы напрасно вздумали бы поднять восстание. Жена этого милейшего человека читала письма м-ль де Леспниас.

Знаим, 1816.

Серьезный вопрос. Кроме воспитания, которое начинается в восемь или десять месяцев, здесь, по-моему, участвует еще инстинкт.

На венецианском диалекте есть описание физической любви, по живости далеко превосходящее Горация, Проперция, Лафонтена и всех других поэтов. Венецианец Буратти ныне является первым сатирическим поэтом нашей унылой Европы. Особенно хорошо удается ему описание смешной внешности его героев, за что его нередко сажают в тюрьму. См. «Elefanleide». «Uomo», «Strefeide».

Таково безумие любви; то, что вам кажется совершенством, для него не есть совершенство.

Монтаньола, 13 апреля 1819 г.

«Принцесса Тарентская», новелла Скаррона.

Как в «Безрассудно любопытном», новелле Сервантеса.

Мелочи, легкие, как воздух, кажутся ревнивцу такими же сильными доказательствами, как те, которые мы черпали в обетованиях святого Евангелия.

Занявшееся утро, спокойное и яркое, придало чарующую прелесть широкому горному виду, открывающемуся из замка в глубь страны; а с другой стороны в грозном и ласковом величии расстилался до линии горизонта прекрасный океан, трепещущий тысячью шумящих серебристых волн. На это зрелище божественного покоя человеческое сердце откликается даже в самом тревожном состоянии, и величавая мощь природы вдохновляет его на подвиги и добрые дела.

В Филадельфии следовало бы учредить академию, которая исключительно занялась бы собиранием материалов для изучения человека в первобытном состоянии, вместо того чтобы ждать, пока эти любопытные народности исчезнут.

Я отлично знаю, что подобные академии существуют, но, по-видимому, их уставы достойны наших европейских академий. (Доклад и диспут о дендерском зодиаке в Парижской академии наук в 1821 г.) Мне известно, что Массачусетская академия, кажется, предусмотрительно поручила одному духовному лицу (г-ну Джарвизу) сделать доклад о религии дикарей. Священник, конечно, не преминул приложить все свои усилия к тому, чтобы опровергнуть нечестивого француза Вольнея. Согласно этому священнику, дикари обладают самым отчетливым и самым возвышенным представлением о божестве и т. д. Если бы он жил в Англии, такой доклад дал бы достойному академику preferment(* Повышение по службе (англ.).) в 300 или 400 луидоров и покровительство всех благородных лордов округи. Но в Америке! Впрочем, комизм этой академии напоминает мне о том, что свободные американцы придают огромную цену возможности лицезреть изображения красивых гербов на дверцах своих карет; огорчает их только то, что вследствие малообразованности их живописцев частенько происходят ошибки в геральдике.

Вы сравниваете ветку, покрытую алмазами, с голой веткой, и контраст этот оживляет воспоминания.

Пример – любовь Альфери к той английской аристократке (миледи Лигонье), у которой одновременно был роман с ее лакеем и которая так забавно корчила из себя Пенелопу («Жизнь», 2).