Филип Арда - Беспросветный Тупик

Глубоко удовлетворенная тем, что заставила мальчика заплакать, миссис Жестокосердая ослабила хватку вокруг шеи Эдди, и мальчик мешком упал на пол.

После этого женщина нагнулась и ласково погладила крысу между ушами — точно так же, как мы с вами погладили бы кошку. Это была ошибка с ее стороны, потому что Эдди, в отличие от других мальчиков, которые провели в Приюте для Благодарных Сирот имени святого Вурдалака долгие годы, не был истощен скудным питанием и изнурен непосильным трудом, а главное, не утратил надежду на спасение. Человек, сумевший пережить поездку в экипаже с Безумной Тетей Мод и ее неподвижным горностаем, не мог позволить этой дылде испортить себе жизнь.

Не тратя времени на раздумья, он обеими руками схватил «ПРАВИЛЬНУЮ КНИГУ», поднял ее как можно выше и что было мочи саданул ею миссис Жестокосердую по голове. На лице женщины отразилось чувство крайнего недоумения и искреннего изумления, быстро сменившееся выражением беспамятства: миссис Жестокосердая потеряла сознание и повалилась ничком на испуганную крысу.

Эдди решил ковать железо, пока горячо. Выскочив в коридор, он прикрыл снаружи дверь своей комнаты — давайте честно признаем, что на самом деле это была тюремная камера, вы согласны? — и повернул ключ в замке. Ключ был насажен на большое железное кольцо, на котором болтались также и десятки других ключей. Имея в своем распоряжении столько ключей, он сможет отпереть чуть ли не все комнаты Приюта имени святого Вурдалака! Он сможет проникнуть во все помещения и пройти приют насквозь. Он сможет освободить кого угодно. Да, именно этим он сейчас и займется. Освободит всех сирот и организует массовый побег!

Прошло меньше часа с той минуты, когда Эдди запер миссис Жестокосердую в своей комнате, но за это время в приюте произошли невероятные перемены.

Обычно Приют святого Вурдалака производил впечатление такого мрачного места, что вы предпочли бы провести жизнь в гробу или съесть собственную ногу, слегка подсоленную и приправленную перцем, чем в нем поселиться. Но теперь все изменилось.

Здесь зазвучал смех, стены приюта огласились радостными криками и громкими возгласами сотни неопрятных детей, которые легко могли бы сойти за трубочистов на костюмированной вечеринке. Они вырвались из заточения и с дикими воплями носились по всему приюту, в котором почувствовали себя хозяевами.

Девочки и мальчики, которых всю жизнь приучали к тому, что они «должны быть благодарными», выполняя непосильную работу и не имея времени на развлечения, теперь ощутили, что главное в жизни — это радость. Из этого не следует, что они сумели бы прочитать слово «радость», если бы встретили его в какой-нибудь книжке. Обучение чтению и письму было строжайше запрещено в приюте. Считалось, что книги могли оказать на детей дурное влияние.

Да и зачем сироте уметь читать и писать? В нем следовало воспитать всего три навыка: хорошо себя вести, уважать старших и как можно меньше есть.

По правде говоря, первым местом, куда устремились освобожденные сироты, была кухня. Но они помчались туда вовсе не для того, чтобы поесть. Ведь на кухне не было ничего такого, что мы с вами сочли бы за нормальную еду. Нет, дети заполнили кухню, как муравьи — коробку с подгнившими фруктами, чтобы сказать Повару все, что они о нем думают.

Поваром в приюте служил крупный мужчина, на лице которого было больше бородавок, чем на спине у жабы. Дети подняли его на руки, словно он весил не больше, чем тряпичная кукла — вы, конечно, помните: детей было не меньше сотни, — перевернули его вверх ногами и окунули головой в огромный котел с бурлящей овсяной кашей. Вот и все, что думали о нем дети.

Вы, наверное, расстроитесь, когда узнаете, что Повар не только пережил это испытание, но и полностью избавился от бородавок. Однако в тот миг, когда его окунали головой в кашу, Повар еще не знал, что все так хорошо кончится. Единственное, что было доступно его пониманию, — это то, что мерзкие маленькие дети, которым полагалось находиться взаперти в своих камерах — извините, комнатах, — окончательно распоясались и окунули его в бурлящий котел. Повар очень испугался, и ему хотелось только одного: чтобы дети поскорее ушли. И они ушли.