Елена Елисеева - Жить в эпоху перемен

— В пятьдесят шестом, — не соврала она от неожиданности.

— Что и требовалась доказать! — торжествующе объявила я. — Ведь я — того же года. А теперь сравним. Положим, фигурально выражаясь, на одну чашу весов вас, а на другую — меня. И что же мы увидим? С точки зрения плавания в маразме?

Младшая удивленно выкатила глаза, а старшая, не выдержав, тихонько прыснула.

— Мы увидим, — повысила я голос, чтобы задушить нерегламентированный прыск, — на одной чаше молодую, красивую, умную женщину, хозяйку своей судьбы, квалифицированного специалиста, которого уважают коллеги и ценит руководство.

Младшая молодела на глазах.

— Обратимся к другой чаше, — презрительно развернулась я лицом к себе. — Вроде бы тот же возраст, те же социально-экономические условия формирования, но каковы итоги? Каковы? Постыдные долги Внебюджетному фонду, дрязги с заказчиками, несложившаяся личная жизнь, трое безответственно рожденных детей — вот она, оборотная сторона современного этапа маразма! — Я прикусила нижнюю губу, отвернулась и осуждающе покачала головой.

Старшая, которую, судя по всему, вот-вот должны были уволить за профнепригодность, заволокла глаза слезами и стала вместе со стулом двигаться к выходу. Младшая, брезгливо осмотрев меня снизу доверху, тяжело вздохнула и тихонько посовещалась с товаркой:

— Ну что, может, не будем ее топить?

— Не топите меня, пожалуйста! — истово попросила я. — Еще одна попытка, еще один рывок! Все восемь месяцев я боялась одного: недоплатить! И надо же было так вляпаться, — совершенно искренне закончила свою импровизацию.

Старшая, облегченно вздохнув, предложила:

— А давай не заметим? Все-таки это не она виновата…

Ей-богу, выпрут ее скоро! Такие долго не работают.

— Ты что, план не собираешься выполнять, заступница народная? Тебе премии не нужны, конечно. Сама не живешь и другим не даешь, — обиделась младшая и обратилась ко мне: — Ладно уж… За восемь-то месяцев пени сможете заплатить?

— Да! — радостно согласилась я. — Это, честно признаюсь, мне по силам, и я бы заплатила, но — увы! Увы! Не имею права.

— Вот, смотрите, — я выложила перед младшей бумаги. — Опытный Алексей, хлебавший маразм с момента его новейшего всплеска, настоял внести в договор купли-продажи пункт о своей личной ответственности по всем долгам предприятия до момента продажи. А вот, — я достала другое бумажье, — надлежащим образом зарегистрированное дополнение к уставу.

— Таким образом, — обратилась я к младшей, — парадоксальность ситуации заключается вот в чем: я глубоко сочувствую блеску и нищете Пенсионного фонда. Но помочь ничем не могу. К сожалению, конечно.

Возьму на себя смелость посоветовать: когда вы купаетесь в крови поверженного врага, соблюдайте сугубую вежливость. Сугубую!

— Так вы отказываетесь платить? — металлически спросила младшая.

— Не отказываюсь, нет, — услышала она проникновенный ответ, — я бы с удовольствием, но законного права не имею. Обращайтесь в Америку, штат Нью-Джерси. Розыск экономического преступника, нанесшего России ущерб в полторы тысячи долларов, поставит на уши Интерпол. Это еще что! — утешила я потрясенных слушательниц. — А если бы проклятый казнокрад укрылся в бескрайней сельве?

Старшая восхищенно посмотрела на меня, а младшая понимающе спросила:

— Вы издеваетесь, что ли?

— Это не я, — отвергла я инсинуацию. — Это маразм, но все по закону. А что же вы думали, за открытое общество и интеграцию в мировую экономику никто не должен платить? Да и Бог с ним, с Алексеем. Он — ваша проблема. А мне, честной налогоплательщице, нанесен серьезный ущерб. Брошена тень на мою кредитную репутацию. Обсудим размер компенсации? В порядке, так сказать, досудебного урегулирования?

Дам как ветром сдуло.

Я сладко потянулась, свернулась в кресле клубочком и сыто замурлыкала.

А дома меня уже ждали.

— Привет? — не вполне уверенно спросил муж, встретив меня в прихожей.

На вешалке висел ватник.

— Привет, — нерадостно согласилась я.

— А я тебя жду, — застенчиво сообщил он.

— Зачем?

— Поговорить.

Вот увидите, сейчас квартиру начнет делить.

— Пошли. Поговорим.

В комнате горели свечи и звучала тихая музыка. Меж свечей высилась бутылка любимой мною «Алазанской долины», стояли тарелки с бутербродами, лежала коробка конфеток «Кара-Кум», которые я могла поглощать в любых количествах, и яблоки.

— Это для кого? — спросила я.