— И что же это за женщина? Та, на которой велит жениться твоя мать? — со смирением в голосе спросила Суджин.
Ёнджун, совсем неожиданно даже для самого себя, вдруг показал мизинцем на то место, где сидела девушка. Та, что сейчас с увлечением рисовала профиль Ёнджуна. Почему он так поступил, Ёнджун не мог сказать даже потом, после трезвой оценки этой ситуации. Однако скорее всего, произошло это из-за его влечения к непорочности.
Суджин с покрасневшими глазами какое-то время разглядывала с ног до головы эту девушку. И в ее взгляде можно было прочитать грозную враждебность и неприкрытую зависть. Непонятно отчего, но девушка вдруг слегка улыбнулась. Наверное, в качестве извинения за то, что воспользовалась им в качестве объекта для наброска. Однако та ангельская улыбка, судя по всему, сразила Суджин наповал.
— Ну что ж, поздравляю тебя! Хорошенькую штучку выбрал. Может, хоть изредка вспомнишь обо мне да угостишь выпивкой! Пока!
И даже после того, как Суджин резко встала из-за стола и вышла из кафе, Ёнджун продолжал сидеть, оставаясь неподвижным, пока девушка не закончила рисовать. Немного погодя, под предлогом посмотреть, что там получилось, он подошел к ее столику.
Она, скромно улыбаясь, сказала:
— Благодарю вас! Я рисую иллюстрации к женскому журналу…
Представившаяся таким образом девушка была той самой Миён, позже ставшей его невестой.
Я спросил у Ёнджуна:
— Все-таки разница в семь лет, попотеть, поди, пришлось, чтобы добиться согласия на женитьбу?
— Да уж, нелегко было… Наверное, мое сильное желание и неудержимое стремление сделали свое дело: как грешники, что до последнего вымаливают у Всевышнего прощение, так и я страстно молил ее стать моею.
— А та женщина, Суджин? Что с ней?
— Даже и не спрашивайте. Мне тяжело думать об этом. Когда я вспоминаю о ней, мне кажется, уж лучше бы я всю жизнь прожил одиноким монахом при монастыре… Говорят, спилась она и умерла от цирроза печени.
На мгновение мне подумалось: неужто в этом мире не бывает так, чтобы все без исключения могли жить счастливой семейной жизнью?..
Суббота. После трех часов дня офис пустеет. Сторож с бренчащей связкой ключей обходит все помещения, чтобы удостовериться, не остался ли кто из сотрудников. Если в кабинете никого нет, он выключает свет, закрывает окна и уже после этого запирает входную дверь.
— Господин Ли, вы во сколько примерно пойдете домой? — проверяя запоры на окнах, спрашивает охранник у Кёнсика.
Сидящий за своим столом и пролистывающий вечерний выпуск газеты Кёнсик восклицает:
— А что, все уже ушли?!
Только сейчас он понимает, что кроме него никого нет, и, торопливо приведя в порядок стол, покидает офис. Не просмотренную до конца газету можно будет купить где-нибудь в центре и дочитать. Покупка за пару монет и просмотр газеты в метро, чайной или в холле кинотеатра — одна из маленьких прелестей городской жизни. Точно так же как и смакование кофе в известной чайной или посещение выставки прославленного художника, просмотр нашумевшего фильма в кинотеатре, или хождение по дорогому универмагу и разглядывание витрин, или же прослушивание публичной лекции именитого профессора…
В Сеул съезжается множество двадцатилетних молодых людей из маленьких провинциальных городков и селений для обретения так называемой самостоятельности: кто-то поступает в институт, кто-то устраивается на работу, кто-то приезжает стажироваться… И у большинства из них появляется привычка шататься по городу, от которой трудно избавиться…
Вот и Кёнсик тоже из их числа.
Поначалу, чтобы освоиться в Сеуле, такие молодые люди даже на автобус не садятся, а бродят по улицам, обходя все без исключения магазины и лавчонки, лепящиеся друг к другу плотной стеной… Присматриваются к названиям остановок, заходят в высотные здания, катаясь туда-сюда на лифтах, заглядывая в туалеты, блуждая по коридорам и читая таблички на дверях до тех пор, пока охранник не заставит покинуть помещение. А когда обнаруживают офис фирмы, производящей продукцию известной марки, рекламу которой они встречали в газете, в восхищении замирают на некоторое время перед вывеской.
После утоления столь простодушного любопытства наступает следующий этап шатаний по городу с целью преодолеть чувство одиночества.
Постепенно становится ненавистным возвращение в свое съемное жилище: момент приближения к нему, доставание ключей и переступание порога постылой каморки… Когда в комнате тебя ожидает кромешная темнота, от которой можно избавиться, включив электричество, но в свете лампы в глаза бросается не заправленная утром, безобразно скомканная постель. Когда при входе в комнату на тебя наваливается такая усталость, накопившаяся за долгий день, что не шевельнуть ни рукой, ни ногой. Когда, вяло скинув с себя верхнюю одежду, трупом падаешь на постель поверх одеяла и, не выключив свет, засыпаешь, а утром просыпаешься в ярко освещенной комнате наедине с гробовой тишиной и остатками только что снившегося кошмара… Вот из-за этого чувства одиночества прямо перед своей дверью, так и не достав ключей, ты тихонько разворачиваешься и выходишь на ночную улицу, выбирая самую освещенную и самую людную. Находишь чайную, где царит сутолока от многочисленных посетителей. Там ты прислушиваешься к мелодиям песен или диалогам сидящих за соседними столиками людей; бывает, занимаешь очередь к телефону-автомату и после ожидания начинаешь названивать то одному, то другому своему приятелю, предлагая встретиться, после чего у тебя неожиданно возникают совершенно не запланированные договоренности…
Читать дальше