Однако мать тут же спохватилась. Хлопнув по двум сотенным купюрам, она воскликнула: «Да ну брось! Шучу я! Разве нам не хватит того, что мы выручили за мои волосы?»
— Моя мама тоже не разрешит… — проговорила Ёнсун.
— Да что же это такое?! Верить в глупые предрассудки! Даже если и остричь, не успеешь оглянуться, как новые отрастут, не хуже прежних!
— Все равно она не согласится…
— Да не сомневайся, продавай! Иногда и супротив можно пойти… Я тебе без долгих разговоров четыреста вон дам, продай, а?
Четыреста вон! До этих пор в руках Ёнсун даже сотенная бумажка бывала раза три, не больше. Да что там говорить про сто, если ей самой за все это время удавалось всего пару раз заработать вон по десять… Несколько лет назад, взвалив вязанку дров на голову, она сходила на городской базар, где выручила за нее десять вон. А на обратном пути поскользнулась на льду и вывихнула ногу, после чего мать сказала, что больше ни за какие коврижки не отправит свою дочь в такую даль, и с тех пор просила соседей свезти дрова на базар на телеге.
— Мне пусть и охота денег заработать, но у меня есть обстоятельства, которые не дают расстаться с волосами, — со вздохом промолвила Ёнсун.
— Что же там за обстоятельства такие? Что у тебя, чирей, что ли, вскочит, если ты немного волосы подстрижешь?
— Я не могу вам сказать. О таком не будешь всем и каждому рассказывать.
— А мне-то чего нельзя сказать? Мне тут с вами не жить. Сегодня — здесь, завтра — там, перекати-поле я, да и ты что за такая известная личность, чтобы я про тебя в других селеньях слухи распускала?
Торговка была права. Поэтому Ёнсун решила все рассказать как есть…
— По правде сказать, завтра… я… завтра приедет в отпуск человек, с которым мы хотим пожениться…
— А, так значит вон оно что! Говоришь, любимый приезжает! А он что, только твои волосы любит, что ли?
— Нет, это не так… просто я… просто ему не понравится, если я подстригусь…
— Это ж почему? Да не может того быть! Если у него глаза на месте, то он тоже уже повидал, с какими волосами ходят городские девицы… Смотри, можно же так сделать! Из вырученных за волосы денег чуточку заплатить в городской парикмахерской, там тебя и красиво подровняют, и прическу хорошую сделают. А после этого и с любимым встретишься, а у него от восхищения глаза загорятся. Точно тебе говорю! Уж поверь мне, старой перечнице, на слово.
Может, эта тетушка и права. А что деньги очень нужны, так это без сомнения. Были бы деньги, можно было бы купить Ингу, проделавшему такой долгий путь по этой жаре, хотя бы фруктовый лед на палочке. Однако Ёнсун смех пробирал только от одной мысли, как она будет выглядеть с химией на голове после стрижки. В деревне считали, что только замужние женщины делают себе химическую завивку. Как-то незамужняя дочка хозяйки постоялого двора сделала себе химию, а местная детвора довела ее до слез, бегая вслед за ней и дразня: «Барашка-кучеряшка!»
— Нет, не могу, — проговорила Ёнсун, с силой опуская мотыгу и выдирая сорняк.
— Ну а теперь-то что?
— Просто не получится — и все тут!
— Да ты не сумневайся, делай, как говорю! Талдычу одно по одному, вот и выходит, будто я тебя на что-то нехорошее подбиваю. Ну что же плохого-то в том, чтобы обрезать волосы и продать? Ладно, если бы только хуже от этого стало, а то ведь наоборот, только похорошеешь!
Она снова подумала об Ингу. Как он, обливаясь потом, преодолевает долгую дорогу, а по пути встречает городских красавиц. Как же он поведет себя, увидев ее, простушку деревенскую…
— И все же сегодня не получится…
— А завтра, выходит, получится? Лады. Хочешь посоветоваться с любимым, а уж потом стричься? Ну что ж, и то ладно!
— Я вам не могу сейчас ничего обещать, — сказала Ёнсун. Что бы там ни думали деревенские, но если эта торговка права и Ингу не будет против, то она точно продаст свои волосы. — Тетенька! А вы будете здесь до завтра?
— Ну конечно, куда ж мне деваться! Ты смотри-ка, как тяжело решиться-то… — радуясь, проговорила торговка. И продолжила, протяжно вздохнув: — И на что мне сдалась эта торговля, на старости-то лет да по такой жаре… под палящими лучами солнца… Сын единственный детишек словно щенят настругал и раньше меня, старухи, в иной мир отошел, ну что ты будешь делать… Вот и подумай, милая… За этой торговлей я даже неизвестно когда домой-то появлюсь: то ли раз в полмесяца, то ли вообще за месяц раз… Сыт сегодня будешь или нет — кто знает… а пока меня дома нет, как там бедная невестка выкручивается, одному Богу известно… Еще бы от продажи от этой чего бы оставалось на прожиток… Насобираешь целый узел, отнесешь продавать, а на руках всего ничего остается, хорошо, если тысяча вон наберется… Как прикажешь на эти деньги целый месяц жить? Это при нонешних временах-то, когда и рис покупать приходится…
Читать дальше