Марианна Кожевникова - Простые вещи

Подумав о Ляльке, Саня вспомнил, что хотел забрать с чердака кое-какие словари, доставшиеся ему по наследству от тети Лизы, Лялькиной матери. Она выучила его французскому языку, и к ней он относился как к матери, а к Ляльке — как к младшей сестре. Ляля и отдала ему оставшиеся после матери книги, избавилась от них с радостью, а заодно временно поместила на Санином чердаке и остальной семейный архив. А где его собственный семейный архив? Тоже лежит в коробках? Или пропал? Или такого вообще не было? Поискать, что ли? Не случайно Саня полюбил историю: прошлое всегда утешительнее настоящего — что пройдет, то будет мило.

Александр Павлович был не из тех, кто долго предается печалям. Жизнь щедро снабжала его разочарованиями, и он притерпелся к ним и привык. Ну одним, ну двумя больше — ничего от этого не меняется…

Саня поднялся с кушетки и подошел к груде сваленного у стенки старья. Интересно, а его деды-прадеды писали письма? Какой у него может быть семейный архив? У Ляли понятно — отцовские статьи, дед тоже был в какой-то области профессором. А у него-то предки чем занимались? Может, и не стоит искать бумажек, а достать бабушкин сундук и покопаться в нем? Бабушка у него была женщина необычная, на взгляд, вроде бы неприметная — невысокая, черты лица мелкие, волосы пушистые, а на деле ведунья-колдунья. Дружила с лесом, всегда в одиночку по грибы ходила и приносила как на заказ: рыжики так рыжики, белые так белые. Травы знала. Животных чувствовала. С любой строптивой коровой, лошадью, даже с козой договориться могла. Ее всегда приглашали, когда не могли с животиной ужиться, и она помогала. Бодливую, гульливую корову с хозяйкой мирила. Брыкливую лошадь утихомиривала. А вот с дедом бабка ругалась, дед охоту и рыбалку любил, а она ни того ни другого не признавала и деда с его трофеями вон гнала. Дед с Санькой жарили рыбу на костерке, и ничего вкуснее этой рыбы Санька не помнит. Саньке вообще-то и бабкин лес, и дедов нравились, а в суть разногласий он как ребенок не вникал. Хотя теперь, наверное, можно было бы и вникнуть… А вот утешения он всегда искал у бабки. Потому что утешать она умела как никто. Интересно, а на этот раз утешит?

Санька снял с сундука стул с узлом, громко чихнул от поднявшейся пыли и вытянул сундук на середину чердака поближе к кушетке. Сундук был невелик, но увесист, и стоило посмотреть, чем он набит.

Сверху лежали вышивки — салфетки, скатерки, полотенца. Какие-то кружевные накидки и бархатное с бисерными вставками платье. Сане стало любопытно — кто же такое носил? Неужели бабушка? Он с трудом мог себе представить бабушку в таком наряде. Одевалась она всегда очень просто, он и не помнил, во что она одевалась. А платье, однако, забавное. Впору все это добро в какой-нибудь музей оттащить. Существуют же музеи быта. Хорошо бы учредить еще и музей нравов.

Однако содержимое сундука уже наскучило Александру Павловичу. Что ему пучеглазые пуговицы, кружева, платочки? Мешочки с лоскутками? Нитки? В шкатулке среди разноцветных мотков Саня углядел маленькую коробочку, раскрыл и увидел перстенек с печаткой. Вот уж к чему Александр был равнодушен, так это к украшениям, не наработалось у него привычки к кольцам. Даже обручальному не повезло, не носил и обручального. Колечко небольшое, скорее всего женское, и запечатывали им письма. Наверняка на печатке голубок с оливковой веткой или сердечко с цветком. Стандарт начала века. Интересно бы письма найти, раз была печатка, которой их запечатывали… Стало быть, есть что искать. Отрадное обещание.

Саня взял колечко в руки и стал рассматривать изображение на синевато-серебристом прозрачном камне. Черт подери, а ведь это герб! Александр Павлович мог поклясться, что в самом деле герб. Вот только изображение слишком мелкое, и лучше бы лупу взять, чтобы хорошенько его рассмотреть. Александр Павлович Иргунов, хоть и писал исторические повести для юношества, знатоком геральдики не был, но все-таки кое-что о гербовых символах знал.

Находка его взволновала. Он быстренько запихнул в сундук тряпье, задвинул сундук обратно в кучу рухляди и побежал вниз, в свою комнату. В голове у него всплыло семейное предание, передавали его неохотно, полунамеками, будто до сих пор стыдились. Саня никогда не вникал в вязь намеков взрослых, они тогда его очень мало занимали. Зато теперь! Если он не ошибался, речь шла о его прабабке с отцовской стороны, которую осчастливил своей любовью барин. Неужели легенда окажется правдой? Неужели можно будет даже установить род, к которому принадлежал этот неведомый человек, их прадед? Может, получится даже найти его портрет?