Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

- А вот та самая девушка Лена, - представила меня хозяйка, из чего я радостно заключила, что он уже в курсе дела.

Дима Загранцев поразил меня своим цветущим видом по сравнению со всеми нами, ещё бледными и вялыми после зимы. Он был обладателем загорелой и удивительно гладкой кожи. Мускулы выпирали под тканью модной светлой водолазки, а на широкой твёрдой шее покоилась небольшая аристократическая головка. Как позже я узнала из разговора, он занимался культуризмом, что было в те времена большой редкостью и происходило почти подпольно. Я, видимо, тоже ему понравилась, и, несмотря на моё положение, он уделял мне повышенное внимание, весь вечер танцуя только со мной. Назавтра Загранцев предложил пойти с ним на соревнования культуристов (теперь это называется бодибилдингом). Перед этим он клятвенно заверил, что вопрос мой решится безусловно положительно дня через три. Вечером следующего дня мы с ним действительно отправились в какой-то клуб, спрятавшийся в полуподвале, где собрались любители этого вида спорта.

До этого нам с Татьяной удалось закончить все дела на «Ленфильме». Мы получили маленькую костюмерную в центральном корпусе, разместили там, частично развесив, вещи, необходимые для фотопроб актёров, исполняющих эпизодические роли.

Тут мне вспоминается смешной эпизод: я стою в дверях костюмерной и встречаю очередного актёра-ленинградца (это было уже недели через полторы после приезда). Извиняясь за темноту и вынужденный беспорядок, говорю привычную фразу: «Простите, что у нас тут такой бардак!» И вдруг из соседней комнаты выскакивает пожилая, вся высохшая и всклоченная тётка (причём в моём воображении она почему-то предстаёт с метлой в руках) и начинает орать на меня: «Как вам не стыдно употреблять нецензурные выражения! Бесстыдница!» и т.д. Я ошалела и стою разинув рот. Тут мой актёр (кажется, это был Соснин) вступается за меня: «Это вам должно быть стыдно! Девушка даже не знает значения этого слова, а вы - то его хорошо выучили: наверное, служили здесь ещё в те времена, когда это был публичный дом!»

Так я узнала истинное значение слова «бардак» и первоначальное предназначение здания, где позже разместилась киностудия. Архитектура «Ленфильма», без сомнения, подтверждала этот непреложный факт - раньше здесь действительно был дом терпимости: лесенки, коридоры, переходы, коридорчики, неожиданные укромные тупички и бельэтажи. «А ведь на самом деле есть же что-то родственное между этими двумя мирками - кинофабрики и публичного дома!» К этой мысли, зародившейся в тот момент, я возвращалась потом не раз.

Значительно позже я поняла, а вернее, «услышала», насколько первое впечатление оказалось близко к истине. То самое искусство, которому я служила 15 лет, несло в себе те же энергии, что и секс, творя ложь иллюзии.

Но кто сам не грешен! Мне надо было хлебнуть всего сполна, чтобы впустить в себя очищенное от всей этой накипи и патины стереотипов понимание мира.

Продолжу свой рассказ. Соревнование по бодибилдингу меня поразило. Это теперь подобное мероприятие стало привычным и повсеместно распространённым. А тогда это было чем-то полузапретным, чуть ли не эскалацией «гнилого капитализма». Поэтому на соревнование я отправилась с энтузиазмом. Никогда раньше я ничего подобного не видела: мужики в одних плавках, на глазах смазывая себя то ли жиром, то ли кремом, принимали немыслимые позы и строили жуткие гримасы. Сначала я была просто ошарашена, а потом меня стал разбирать безудержный смех. Привычный эталон мужской красоты в виде античных статуй, которые я не только изучала, но и зарисовывала в период моего ученичества, никак не вязался с «качками», демонстрирующими свои деформированные мускулы. Некоторое время я крепилась, опасаясь обидеть Диму. Тем более что тут же утвердилась во мнении, что все они педики (разве нормальный мужик будет так изгаляться и жеманничать?). А раз так, то и мой доктор Дима, наверное, тоже. В конце концов я всё-таки не выдержала и, давясь и фыркая, выскочила в коридор, где дала волю хохоту. Загранцев вышел за мной, думая, что мне стало плохо. А мне было дурно от смеха - тушь вперемешку со слезами текла по лицу, руки прижаты к животу, и никак не могу остановиться: перед глазами стоят бугристые коричневые статуи, застывшие в самых дурацких позах. В конце концов, к большому огорчению Димы, пришлось нам покинуть соревнование. Он решил, что со мной на почве беременности случилась истерика. А я не стала его разуверять.