Двадцать лет спустя радио донесло до него фрагмент этой песни в виде голоса великой Этель Уотерс [131] Уотерс , Этель (1896—1977) — американская (негритянская) певица.
. Грубая неотвратимая рука прошлого вытолкала его на улицу, втолкнула в Дом Ириберри, — услышав в этот вечер пластинку, он разрыдался по многим причинам, один-одинешенек в своей комнате, упиваясь жалостью к самому себе и катамаркинской граппой [132] ...катамаркинской граппой... — Катамарка — город (и одноименная провинция) на северо-западе Аргентины, в предгорьях Анд.
, которая широко известна как слезоточивое средство. Он плакал, совершенно не отдавая себе отчета, почему, какой смутный зов востребовал его посредством песни, которая сейчас, именно сейчас, явила весь свой смысл, все свое пошловатое очарование. В голосе того, кто своей версией песни «Stormy Weather» [133] «Штормовая погода» ( англ. ).
взял некогда штурмом Буэнос-Айрес, старая песня возвращалась к своему вполне возможному истоку юга Соединенных Штатов, очищенная от мюзик-холльной тривиальности, с какой исполнял ее сэр Гарри. Впрочем, кто бы мог сказать с полной уверенностью — из Шотландии или с берегов Миссисипи эта баллада, с первых же слов окрашенная на этот раз негритянским колоритом:
So you're going to leave the old home, Jim,
Today you're going away,
You're going among the city folks to dwell... [134] Покидаешь ты, Джим, свой старый дом, Уезжаешь сегодня ты Жить среди городской суеты... ( Англ. ).
Этель Уотерс прощалась со своим сыном, прозорливо предчувствуя беду, которая могла быть искуплена разве что возвращением в духе Пер Гюнта [135] Пер Гюнт — заглавный герой драмы Генрика Ибсена. Здесь речь идет также о музыке Эдварда Грига к этой драме.
, чьи крылья были переломаны и от чьей гордыни не осталось и следа. Оракул норовил спрятаться за несколькими if [136] Если ( англ. ).
, не имевшими ничего общего с подобными союзами у Киплинга [137] ...с подобными союзами у Киплинга... — Речь идет о стихотворении Киплинга «Если», в котором этот союз повторяется несколько раз в начале строк.
, эти if полны самых мрачных предчувствий:
If sickness overtakes you,
If old companion shakes you,
And through this world you wander all alone,
If friends you've got not any,
In your pockets not a penny... [138] Если тебя одолеет недуг, Если тебя подведет старый друг, Если бродишь ты одиноко, И не рада тебе ни одна душа, И в карманах нет ни гроша... ( Англ. ).
If случилось бы все это, у Джима всегда оставался ключ от родного дома:
There's a mother always waiting
For you at home, old sweet home... [139] Ждет тебя твоя мать в истоме, В твоем старом родимом доме... ( Англ. ).
Конечно, доктор Фрейд, паучиха и все такое. Но музыка — ничейная земля, где не имеет значения, фригидна ли Турандот [140] Турандот — здесь: заглавная героиня оперы Джакомо Пуччини.
и чистый ли ариец Зигфрид [141] Зигфрид — здесь: заглавный герой оперы Рихарда Вагнера (из тетралогии «Кольцо нибелунга»).
, комплексы и мифы улетучиваются при свете дня, и остается один только тихий голос крови, несогласие с тем, чтó мы есть и чем станем:
And if you get in trouble, Jim,
Just write and let me know... [142] И если станешь совсем пропадать, Ты лишь напиши, дай об этом знать... ( Англ. ).
В сущности, все настолько просто, настолько дивно, настолько — Этель Уотерс. Just write , и все дела. Главная проблема — конверт. Какое имя, какой номер дома надо вывести на конверте, Джим?
Как известно, в нынешних апартаментах гость идет в туалет, а другие продолжают говорить о голоде в Биафре или о Мишеле Поле Фуко [143] Фуко , Мишель Поль (р. 1926) — французский философ, структуралист, историк и теоретик культуры.
, но возникает ситуация, когда присутствующие хотели бы забыть о наличии у них слуха, и однако уши обращаются к священному месту, которое в нашем избранном обществе помещается обычно метрах в трех от беседующих на высшем уровне, и можно с уверенностью предсказать, что, несмотря на усилия, предпринятые отлучившимся гостем для сокрытия своей деятельности, и собеседниками, повысившими тон разговора, в какой-то момент прокатится один из этих глухих рокотов, которые становятся слышными при наименее уместных обстоятельствах, или в лучшем случае послышится патетический шорох туалетной бумаги среднего качества, отрываемой от розового или зеленоватого рулона.
Если гостем, направившимся в туалет, является Лукас, его ужас может сравниться лишь с интенсивностью резей, заставивших его запереться в роковом редуте. Этот ужас — не от нервов, не от комплексов, а оттого, что Лукас знает наперед, как поведет себя желудок, — то есть поначалу все тихо-мирно, но ближе к концу, повторяя взаимоотношения пороха и дроби в охотничьем патроне, прямо-таки отвратительная детонация заставит дрожать зубочистки в стаканчике и колыхаться пластиковую занавеску душа.
Читать дальше