Августо Кури - Покупатели мечты

— Учитель, как вы думаете, я нормален?

На этот раз засмеялся я. Смех был несдержанным, и это пробудило эмоции у тех, кто внимательно слушал Учителя. Разве, будучи больным, можно быть нормальным? Не ожидая ответа Учителя, я, продолжая посмеиваться, сказал:

— Самый нормальный, Мэр.

С отпечатком улыбки на лице Мэр поблагодарил: — Спасибо, великий Юлий Цезарь, император сердец, пришедших в уныние. Однажды, когда я приду к власти, вы станете моим помощником по делам, не относящимся к делу.

Поскольку я не знал, имеет ли он представление о том, что только что сказал, у меня появились сомнения, превозносил ли этот несчастный меня или уничтожал. Я только понял, что ему удалось запутать меня. В то время как я думал об этом, Бартоломеу, говоря плохо обо мне, спровоцировал Мэра.

— Решено, Мэр! Суперэго назвал тебя самым прибитым, самым сумасбродным и сумасшедшим.

Бартоломеу наградил меня прозвищем, которое я не переносил — Суперэго. Для этого задиристого алкоголика «суперэго» означало «сверхгорделивый», «сверхзаносчивый», а не то, что, согласно концепции Фрейда, определялось как «модель поведения, в которой мы отражаемся и которая оказывает влияние на развитие нашей личности».

— Выходи сюда, Краснобай. Ты самый безголовый и самый нервный. И кроме того, ты выпускаешь газы, как бегемот! — сказал Мэр, ругаясь с Краснобаем. Все ученики рассмеялись, соглашаясь с тем, что скопление газов в кишечнике Бартоломеу было подобно грому, от которого мы все вынуждены были спасаться бегством.

Краснобай, взбешенный и обиженный, повернувшись к Учителю, заявил:

— Я был чемпионом по боевым искусствам. Идите за мной, а не то я дам пинка под зад этому навязчивому обжоре.

— Тогда давай, сеньор Банан Сушеный.

Некоторые врачи, видя эту сцену с двумя ненормальными, попытались разнять их. Бесшабашный Мэр, имитируя движения боксера, нечаянно задел пожилого французского профессора университета, который заметил, что показатель заболеваемости среди медиков растет. Поскольку профессор был в состоянии стресса, устал и несколько ночей не спал, он потерял сознание.

— Иххх! Я отправил врача в царство небесное, — высказался Мэр, испугавшись и сожалея.

Я схватился руками за голову. Я чувствовал себя несколько виноватым в том, что случилось. Социальная система и так душила врачей, а тут еще мы делали свой вклад в то, чтобы причинить им дополнительную боль. Мир давно стал большой психиатрической больницей, а ученики Учителя раздували в нем огонь. Позже врач пришел в себя, поднялся и стал кричать:

— Ааааххх! Уууххх! Ааааххх! Уууххх!

Остальные врачи в отчаянии пытались помочь ему. Но тут же после примитивного брюзжания профессор развел руками, глубоко вдохнул и сказал:

— Успокойтесь, люди. Это — терапия криком. Как хорошо выйти из стресса!

Два других врача, стоя на расстоянии пяти метров, тоже начали кричать. Вслед за ними другие чопорные врачи с безупречным поведением принялись вопить. Служба охраны этого конгресса вынуждена была позвать пожарных и психиатров.

Временами у меня тоже возникало сумасбродное желание несколько раз крикнуть, чтобы отпугнуть свой стресс. Я понял, что сумасбродство инфекционно.

Этой ночью мы спали под виадуком Америка, который служил соединением между важными артериями города. Это было не то место, где мы отдыхали, поскольку проезд ночью автобусов и грузовиков был почти невыносимым кошмаром. Но у нас был передовой пост в этой огромной «гостинице» для отверженных, где мы хранили несколько тощих матрасов в правом углу, в самом конце. Никто не трогал нашу собственность, поскольку среди незащищенных есть кодекс чести и каждый уважает крохи другого. Драки и ссоры бывают лишь тогда, когда есть что делить.

Сеньору Жерониму, симпатичному нищему, довольно пожилому, который спал вот уже двадцать лет под виадуком Америка, нравилось, когда мы ночевали там. К нашему приходу он устраивал настоящий праздник: подавал нам просроченные галеты и печенье, на маленьком огне готовил вкуснейший кофе, как бы невероятно это ни выглядело. У него был неправильно залеченный шизофренический психоз. Время от времени у сеньора Жерониму случались приступы галлюцинаций и бреда. Во время этих приступов ему нравилось рассказывать нам о чудовищах, которые его преследовали. Он обладал воображением, намного более богатым, чем у писателей-сказочников. В то время как мы пили кофе, он рассказывал нам, что накануне, на рассвете, он встретил самое ужасное чудовище: