Лариса Исарова: Когда им шестнадцать

Он очень здорово улыбается, до ушей. Я всегда знала, когда он в какую-нибудь девчонку влюблялся. Он первым делом со мной советовался. Ему нравились только те, по которым весь класс вздыхал. Но стоило девчонке ему улыбнуться, позвать в гости — Сорока сразу отчаливал. Мне он жаловался, что они дуры и с ними утомительно, как с его разговорчивой бабушкой. И вот Тата стала в колхозе просить, чтоб я с ним поговорила, раз он меня уважает, и сказала, что она хочет с ним дружить. Ну, я пообещала, мне не жалко… Ведь ко мне Сорока как к парню относился.

И вот я начала всячески изводить Сороку. А он все равно не обижался, и только меня вечерами на танцах приглашал. Вначале я с ним танцевала, он очень хорошо водит, без расхлябанности, но как увидела несчастные глаза Татки, велела ему с ней поговорить. Сама его к ней отвела и сдала с рук на руки. Она потом рассказывала, что вначале он даже растерялся, когда она ему призналась в своих симпатиях, а потом вздохнул и обещал с ней дружить. Она меня ужасно благодарила…

И тут мне стало жалко бедного Сороку. Мы так давно дружим. Он меня когда-то попробовал щипать в пятом классе, я толстая была и сильно пищала, а я его отколотила. Но я не думала, что он что-то большее для меня, а не просто товарищ. Все-таки он очень смешной… волосы, как у ежа, торчат…

А теперь я на него посмотрела глазами другой девочки…

Один раз у нас произошел грандиозный скандал. Пришел красный, как свекла, председатель и обрушился на нашу деликатнейшую Сову.

— Нет, вы только посмотрите, что ваши «детишки» наделали! Как они мне свеклу загубили!

Мальчики работали отдельно от нас на свекле. Сова первые дни их проверяла, а потом передоверила Сеньке. А сама с нами собирала морковку, ни секунды передышки не делала.

— А вы тоже, учительша, хороши! Просил же ходить с ними, следить. Портят — так мордой, мордой! А что они с тяпками сделали? Половину поломали, искарежили…

Тут я впервые оценила Сову. Она подошла к нему, заговорила тихо, деловито. И у нас на глазах председатель стал успокаиваться, даже улыбнулся… А я бы обязательно тоже вспылила, наговорила резкостей — я не переношу, когда на меня кричат, путь даже справедливо.

А после ухода председателя Сова сказала:

— Ну, что ж, ребята! Если вы уже переутомились, давайте уедем! А позориться из-за вас перед колхозниками я не хочу…

— Да мы не думали, что они… — начал нерешительно Сенька.

— Что они потребуют добросовестной работы?

— Так ведь в прошлом году с нас не спрашивали…

— Если я заболею, а у меня голова уже кружится, кому будет дело? — раздраженно спросил Сидоров, дурак редкостный хотя и очень красивый парень…

— Ох, есть хочется! Неужели и здесь по суткам заседать будем? — застонал Гриша. Он оттянул свою огромную брезентовую куртку, — смотрите, я уже высох…

И чего было размазывать эту историю?! Что мы — сами не понимали, что натворили?!

— Главное условие хорошей работы — дисциплина. — Сова сдвинула бесцветные брови. — А у нас каждый вечер мальчики без разрешения уходят в деревню…

— Больше не будем… — дурачился Сенька, но Сова так на него посмотрела, что он скис.

— Короче, я вас предупредила. За вторичное нарушение дисциплины отошлю домой. Ясно?

Я ужасно удивилась ее решительности и командному тону. Неужели свежий воздух и физическая работа так человека преображают?!

Ведь с Совой я знакома второй год. Она появилась у нас в седьмом классе, прямо из института, беспомощная и ужасно трусливая… Она нас боялась, как бандитов. И вначале у нее на уроках на головах ходили. Но постепенно она наладила дисциплину, хотя непрерывно на кого-нибудь обижалась, как девчонка.

Главное, она свою историю рассказывала не только по учебнику, а таких учителей волей-неволей ребята уважают. Если бы еще прорезалось в ней чувство юмора, совсем бы стала толковая учительница. Но шутки наши она переносила плохо.

А тут, в колхозе, мы начали даже привязываться к ней. Может, потому, что она работала наравне с нами? И ела то же самое. А домашние припасы передала в общий котел. Мать ей всучила целую сумку провизии, точно она на зимовку ехала, а не в колхоз…

Однажды к нам пришла цыганка. Настоящая, в костюме. Совы в это время не было. Она ушла по каким-то делам. А мы решили погадать. Хоть суеверие, а все равно интересно. И вот мне она сказала, что я себе главный враг, но что все равно я замуж выйду, правда, на третьем десятке. Я даже испугалась, а потом сообразила, что это — после двадцати и не значит, что я буду «старой девой». Сначала я подумала, что ее талант что-то вроде ясновидения. Ведь сейчас много пишут об этом и о телепатии. Ученые волнуются, что не могут пока такие свойства научно объяснить. А мне в них верить хочется, как в детстве я верила в сказки… Обдумывая же потом ее предсказания, я поняла, что цыганка очень хорошо знала людей и очень наблюдательна, и ничего чудесного не было в ее гаданье. Ведь каждое ее слово можно было толковать двояко. И вот я попробовала «гадать», смеху ради конечно, не по картам и не по ладони. Я просто смотрела в глаза подопытному объекту и замогильным голосом изрекала всякие глупости. Началось с Татки. Она мне так много рассказывает о своих «сложных» отношениях с Сорокой, а его я наизусть знаю, что могу предсказать, как будет у них развиваться «дружба». А она разболтала девчонкам о моем «таланте». И даже Сенька прилип, чтоб я ему погадала.