Александр Тараданкин - Последняя вода

Милиционера толкнули в спину: «Иди!» Он пошел. Сзади прозвучали выстрелы, он закрыл глаза, но — что это? — пули просвистели высоко над головой. Он бежал, а сзади стреляли и стреляли, но все мимо…

Семенов с друзьями тут же рассказал в «отряде», что, когда они «пустили в расход» милиционера, якобы напоролись на засаду и еле ушли. Выстрелы всполошили бандитов, и Яблонских приказал немедленно уходить.

Прошло около месяца с того времени, как Мирковский стал «атаманом». Теперь ему тут верили. К нему стекалась вся информация профашистского подполья. Он уже знал, где были базы других бандитских групп, знал адреса явок в городах, имена тех, кто поддерживал бандитов. Таких, правда, были единицы, но были.

Приближался день, когда полковник Яблонских снова должен был стать тем, кем был на самом деле. Что уж там, нервы пошаливали. Скорей бы! Евгений Иванович оставлял в установленных местах донесения и ждал. Ждал сигнала…

— Не хотите развлечься? Любопытный трофей… — С этими словами Штеккер втолкнул в помещение белобрысого парня. — Его встретили в лесу мои разведчики.

Задержанный был одет в обтрепанный ватник, на голове кепка, вид усталый, лицо небритое, бледное. От незнакомца пахло потом и сыростью. По всему было видно: скитался он давно.

— Кто такой? — спросил Яблонских.

— Волк лесной, — зло огрызнулся парень. — А вам что за дело?

— Не станешь отвечать — расстреляю, — грозно сказал полковник.

— Стреляйте, мне все равно…

— Август, пригласите пару людей, я не намерен возиться с этим идиотом. Тащить ему язык клещами у меня нет времени.

Штеккер поспешил выполнить просьбу. Когда он вернулся в землянку с двумя дюжими немцами, то обратил внимание, что задержанный изменил поведение, гонор его как рукой сняло. Глаза у парня бегали, руки тряслись, он больше не упорствовал.

— А потом?.. — спрашивал Яблонских.

— Потом мне удалось убежать из советской комендатуры. На одном хуторе я раздобыл вот эту одежду…

— Кто он? — поинтересовался Штеккер.

— Бывший советский офицер Николай Горбенко, — ответил полковник. — В начале войны попал якобы в плен. Говорит, что потом служил в немецкой армии, охранял какой-то концлагерь. А там черт его знает…

— Можно проверить… Ну-ка я еще побеседую с ним…

Штеккер дал знак солдатам удалиться. Достал флягу, налил в стакан спирта-сырца, пододвинул задержанному:

— Пей!

Тот мотнул головой.

— Пей, говорят! — заорал Штеккер.

Парень выпил, закашлялся. Глаза его вылезли из орбит, хрипло, задыхаясь, попросил воды. Евгений Иванович молча следил за экспериментом своего «заместителя». Расчет у того был коварный. И он не находил способа помешать…

За те несколько минут, на которые фашист оставил их вдвоем, они успели объясниться. Теперь Евгений Иванович знал, кто перед ним, но выдержит ли товарищ такое неожиданное испытание? Молод ведь.

Штеккер снова налил спирту. На этот раз поставил рядом и кружку воды. Подмигнул полковнику:

— Зер гут… Обслуживаю как в лучшем европейском ресторане…

После третьего стакана глаза у парня посоловели. В них были злоба и отчаяние погибающего человека. Видимо, перед выходом на задание было предусмотрено все, кроме того, что выкинул сейчас Штеккер. Посланец перед операцией не мылся добрую неделю, ему не давали спать, заставляли жить в лесу. Внешне он сейчас выглядел естественно, но переутомленность могла теперь сказаться.

— Искал нас? — спросил немец.

Горбенко кивнул и пьяным голосом снова начал излагать зазубренную легенду.

Сначала все шло гладко, но потом человек потерял контроль над собой. Он принялся длинно рассказывать, как искал подполье, и, сам того не желая, назвал его «вражеским, националистским». Потом вдруг ни с того ни с сего решил узнать у Штеккера его фамилию.

Евгений Иванович увидел, что фашист медленно расстегнул кобуру и вытащил пистолет. Захмелевший Горбенко не заметил этого. Нужно было действовать, и немедленно… Что же предпринять? Самому застрелить Штеккера — значит поднять тревогу и вызвать сумятицу, которая может плохо кончиться. Нужно предупредить разведчика об опасности, спасти его… Но как?

Времени не было. Оставался последний ход — психологическая атака.

— Бросьте дурить, Август! — крикнул, вставая, Яблонских. — Уберите пистолет!

Штеккер сверкнул глазами.

— Разве вы не поняли, кто это? — зло огрызнулся он. — Советский агент!..

— Вы что, считаете меня дураком, Август? Бросьте свои штучки! Я прекрасно разобрался в том, кто этот тип. Только он мне нужен живой. Завтра я развяжу ему язык. А потом, мы в самом начале договорились не предпринимать несогласованных решений.