Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

Граф не сомневался в успехе причудливой затеи; лишь изредка точил его душу червь сомнения. Особенно когда Изумрудова говаривала своим тепловатым голосом в голубой с белым, гербовых цветов опочивальне:

— Бедненькая, ее и не видать со сцены, да и голос сядет со страху…

Граф не замечал, что увлеченно говорит с Парашей как с равной, делится сокровенным, серьезно рассказывает об искусстве, вспоминая годы в Париже и волшебницу Клерон, остроумную и капризную. Взгляды худенькой девочки, ее искрящиеся вдумчивые глаза все больше подталкивали на воспоминания. А может быть, они, подтянутые уголками к вискам, чуть повторяли лукавые глаза Клерон?!

Граф Петр Борисович со дня возвращения сына не вмешивался в театральные дела, отъединившись в «Доме уединения» со своей последней барской барыней и ее детьми, но и его взволновали новшества наследника. Мало того что главная героиня от горшка два вершка, но и декораций мало, никакой механики, точно в жалком театре Медокса. Несколько деревьев нарисовано на заднике, между ними дорога, сбоку — синее море. Убогость. Но старый граф сдерживался, ибо никогда не приставал к сыну с советами. Потому наследник и уважал отца, ценил, не выходил из его воли.

Премьера оперы Сакини «Колония, или Новое поселение» состоялась 5 ноября 1780 года в московском доме Шереметевых на Никольской. Сплетни, восторги, шепотки поплыли, точно круги по воде. Молодой Шереметев показал не только удивительных актеров, затмивших спектакли театра Медокса, но и заменил их мужичьи имена и фамилии более благозвучными. В программе рядом стояли Бирюзова, Изумрудова. А Параше подарили фамилию — Жемчугова. Его находка, его необыкновенное жемчужное зерно…

Все актеры играли и пели прекрасно, но Параша в главной роли была лучше всех. Не верилось, что это одиннадцатилетняя девочка так точно изобразила страдания взрослой женщины, так прочувствовала не только музыку, но и каждое спетое слово. На сцене была не только певица, но отменная актриса — женственная, с очаровательной улыбкой и светящимися глазами, необыкновенно гибкая. Ее героиня была доверчива и нежна, чиста и простодушна, и вот — ее светлую радость растоптали клевета и мнительность любимого, посмевшего поверить сплетням.

Дамы вытирали платочками глаза, мужчины вздыхали. Когда занавес опустился, на сцену полетели кошельки, цветы, украшения. «Фора!» — выкрикивали зрители. Чаровница-актриса заставила их вспомнить лучшее, что было в их жизни, ту истинную любовь, которая хоть раз, да посещает любого человека. Как подарок или кара судьбы…

Улыбаясь, граф Николай Петрович прошел за кулисы, в кабинет Изумрудовой, где гримировалась и Параша. Девочка сидела, усталая, на сосновом стуле. Против воли, точно околдованный, он подошел и поцеловал ей руку… И тогда она расплакалась навзрыд, по-детски освобожденно всхлипывая, вытирая мокрое, покрасневшее лицо рукавом.

А позже в своей комнате Параша долго сидела у окошка, вслушиваясь в доносившиеся звуки, и синий вечер почему-то казался ей черным. Когда к ней вошла Анна Изумрудова и похвастала новым подарком молодого графа — изумрудной брошью, Параша тихонько спросила:

— Любишь, значит?

Анна чуть не засмеялась.

Граф собой не плох, только больно субтильный, и всегда беседует вежливо, с французскими словами. Анна первое время оглядывалась — да с ней ли он? А потом она страсть как любила каленые орехи, заморские, а граф не жадный, всегда ее угощал и вино наливал густое, как мед.

Но если она на сцене ошибалась, если ему не нравилась ее игра, надолго от себя отлучал. Хоть и не наказывал ни разу: ни розог не попробовала, ни перевода на «низшую дачу»… Всегда отпускались ей и караси из прудов, и белый хлеб, и заморское бланманже, как графской семье.

Анна знала, что ее сладкий век короток. Среди дворни ходили слухи, что старый граф мечтает о женитьбе сына. И то сказать, самый завидущий жених в России — ни от одной барышни отказа не будет.

Постепенно Анна и другие девы перестали дразнить Парашу. Безобидная, умом, видать, тронутая, хоть топчи, хоть с кашей ешь, так и жила бы в своей горенке с книжками. Только раз характер блеснул, как взяли ко двору графскому маленькую семилетку Таньку Шлыкову, от полу не видать. В балет прочили, надели пояс железный, чтоб не горбилась, на цыпки ставили часами, носок держать учили. Глупая, много ревела. Девы смеялись, а Параша утешала, конфетками угощала, что старый граф раздавал, когда захаживал. Он дев без конфет не навещал, барин почти отцом родным был тем, кто ему угождал.