Виктория Ростокина - Принцессы на обочине - Дворец на двоих

Наташа покраснела.

— Да, мы не расписаны! — вызывающе сказал Андрей. — А что, в дворники только женатых людей берут?

— А ты не кобенься, — осадил его Иван Лукич. Сам знаешь — не положено холостых вместе селить. Незаконное сожительство называется.

Наташа почувствовала, что вот-вот расплачется.

Домоуправ строго посмотрел на нее поверх мутных очков и покачал головой:

— Вот вызовут меня в отделение, в паспортный стол — и выговор: ты почему это, товарищ Козлец, потворствуешь? А? Что там у тебя на участке происходит? А? Разврат? Как это называется?

— Любовь, — тихонько произнесла Наташа.

В кабинете повисла пауза.

Все трое примолкли, ссутулившись.

Первым встряхнулся Иван Лукич:

— Любовь, говорите?

— Ну! — набычился Андрей. — И что?

— Любовь — штука кудрявая. — Козлец снял очки и зачем-то принялся царапать ногтем и без того исцарапанное стекло. — Я вот по молодости тоже девок проворил. А жена померла — больше не женился. Дрожжей новых не хотел разводить! Н-да… Любовь…

Он покосился на Андрея и вдруг что было силы стукнул кулаком по столу.

Андрей вскочил от неожиданности.

Домоуправ смотрел на него, и огромные его уши при этом слегка шевелились.

— Говори! — рявкнул она на Андрея. — Какие у тебя к ней намерения?

Парень, оторопев, промямлил:

— Серьезные.

Козлец перевел взгляд на Наташу:

— Слыхала? И пусть попробует отвертеться! Ты с ним построже, а если что — приходи ко мне, уж я ему порку обеспечу как родному сыну!

Наташа во все глаза смотрела на домоуправа, не зная, как ей реагировать. А тот, разгорячившись, налил себе полный стакан воды и выпил залпом.

— Ишь ты, семейный подряд, — проворчал он. — Думают, с милым, мол, рай в шалаше! А я, Козлец, говорю: не будет вам шалаша!

«Все кончено», — подумала Наташа и поднялась, чтобы уйти прочь.

Но в этот момент Козлец пророкотал:

— Не шалаш, а дворец я вам предоставлю! Барские хоромы! Живите, дети! Богатейте и толстейте!

Он секунду помолчал и добавил:

— Только чтоб любовь была между вами…

Помещение, в которое поселил ребят этот странный человек-домовой Иван Лукич, и впрямь было настоящими хоромами, только очень древними, полуразвалившимися, почти в руинах.

Это оказалась бывшая коммуналка в полуподвальном этаже старого московского дома. Войдя в подъезд, нужно было спуститься на несколько ступенек по темной выщербленной от времени каменной лестнице. Наташа была в восторге: это походило на спуск в таинственное подземелье какого-то средневекового замка.

В квартире было влажно и сумрачно. Андрей, впервые войдя сюда, поежился. Наташе же и малая освещенность пришлась по душе: она всегда любила полумрак. Он напоминал ей раннее детство, когда она погружалась в дрему под толстым ватным одеялом, а рядом мама и папа при слабеньком свете небольшой настольной лампы проверяли тетради своих учеников, исправляя красными чернилами ошибки. А из окна, пока не вставят на зиму вторые рамы, веяло такой же сыростью. Правда, у них в доме жил сверчок, поющий по ночам. Такого, конечно, в Москве не будет.

— Эй! — крикнула Наташа, и крик ее прокатился негромким эхом по комнатам — пока еще совсем пустым.

— Нравится? — спросил Иван Лукич с гордостью короля, показывающего свои владения.

— Очень! — искренне ответила Наташа.

Андрей — с некоторым даже испугом — поинтересовался:

— Сколько же здесь комнат?

— Не знаю, не считал, — сказал Козлец. Принялись считать, заглядывая во все закоулки.

Оказалось, пять комнат, целых пять! И еще кладовка без окон.

— Чуланчик, — скромно пояснил домоуправ.

По размерам «чуланчик» ничуть не уступал комнате в общежитии МГИМО, где жили три человека.

Кухня была такая огромная, что старенькая газовая плита казалась совсем крошечной.

Наташа подошла к проржавевшей чугунной раковине и с трудом повернула кран, почти приросший к основанию из-за длительного отсутствия жильцов. В раковину тонкой неровной струйкой побежала холодная вода.

— Уж не серчайте, — развел руками Иван Лукич, — ванной нет, горячей водицы тоже. Ну ничего, сходите в баньку, пар костей не ломит, а простуду вон гонит!

Наташа держала руки под струей ржавой, с металлическим запахом, воды, и ей казалось, с пальцев стекают, навек скрываясь в дырочках старой раковины, все заботы и треволнения. Жизнь будет лучезарной и безоблачной. Королевская жизнь — в королевском дворце!