Юрий Клименченко - Открытое море

— Не-е. Вторым механиком. Универсалом. Механиком лучше. Я и на берегу могу и на море. А захочу и в воздухе.

— Что я тебе говорил, Олег? — обрадовался Костя. Он был «морской Аякс с механическим уклоном». Олег огорченно промолчал.

— Да-а. А вот этот парусник, — Буряк лег на живот, давая возможность полюбоваться «художественным произведением», — его мне накололи в Александрии при чрезвычайных обстоятельствах…

Буряк вошел в азарт и рассказывал самые невероятные истории. Он стучал себя кулаком в грудь, жестикулировал, менял интонации голоса. Мальчики были счастливы. Вот, наконец, тот человек, который им нужен. Настоящий, стопроцентный моряк, видевший весь мир. Второй механик с большого парохода. И как прост! Разговаривает с ними совсем по-дружески.

Когда Буряк рассказал о том, как благодаря только его бдительности и личному героизму был спасен пароход, Олег мечтательно воскликнул:

— Вот она настоящая романтика моря, Костя. Помнишь, Елена Александровна говорила: «Романтика моря привлекает юношей к профессии моряка…» Послушала бы она Павла Николаевича!

Буряк рассказывал так ярко и красочно, а друзья так увлеклись его рассказами, что никто не заметил, как к ним подошел загорелый молодой человек в шелковой безрукавке и с непокрытой головой. Лицо худощавое, у губ твердая складочка, серьезные черные глаза.

Увидя Буряка, он улыбнулся и спросил:

— Кажется, Буряк?

Буряк осекся на полуслове, вскочил и с криком: «Коля, дорогой, какая встреча! Сколько лет, сколько зим!» — бросился к подошедшему на шею:

— Одну минутку! Я сейчас оденусь и пойдем.

— Не одевайся. Я собрался искупаться, а здесь, кажется, неплохо, — проговорил, оглядываясь, Коля.

— Ну давай, давай. Давно мы с тобой не видались. На чем плаваешь? Где бывал? Наверное, уже старшим? — забрасывал вопросами Буряк.

— Плаваю на «Бельбеке» вторым механиком. Были во многих местах. Пожалуй, около полутора лет не заходили в родной порт. Сейчас пришли из Калькутты. Хлеб возили индийцам. Голод там страшный.

Механик, не торопясь, раздевался. Мальчики были разочарованы. Они ожидали увидеть что-нибудь подобное «картинной галерее» Буряка: индийские пагоды, удавов, тигров. Но тело Николая, гладкое и загорелое, не имело ни одной татуировки.

Раздевшись, он с наслаждением вытянулся на песке и спросил:

— Ну, а ты как живешь? Где плаваешь?

Буряк покосился на мальчиков и неопределенно ответил:

— Хорошо живу. Плаваю на одной «коробке». Пойдем купаться.

— Погоди, прожарюсь немного. На какой «коробке»?

Буряк еще раз оглянулся на «Аяксов» и помахал в воздухе рукой.

— Вернее плавал, а теперь другим делом занимаюсь… Бобочку свою не продашь? — неожиданно переменил он тему.

— Да ты что, в уме? — неприязненно взглянул Николай на Буряка. — Так ты не ответил, чем же всё-таки занимаешься?

— Ну, поторговываю, — неохотно ответил Буряк.

— Чем же?

— Одно продам, другое куплю. На барахолке. Да что ты пристал, как следователь! — вдруг рассердился Буряк.

— Нечего сказать, выбрал себе занятие. Купец какой нашелся. Ты ведь, кажется, хотел штурманом стать?

— Мало ли чего хотел, да вот передумал. Когда меня из мореходки исключили, я и передумал. Живу неплохо. Так продашь бобочку?

— А это кто же тебя так изуродовал? — не отвечая на вопрос Буряка, спросил Николай, с любопытством оглядывая татуированное тело приятеля. — Ты теперь можешь в вожди индейцев баллотироваться. Вот дикость-то!

Буряк обиделся:

— Почему же дикость? В этом романтика моря… что-то от наших предков, славных морских…

— Именно от наших предков-дикарей, а моряки к тебе, я вижу, никакого отношения не имеют. Какой художник работал?

Буряк насупился и сконфуженно молчал.

Мальчики были смущены, пожалуй, не менее, чем сам Буряк, и старались не смотреть на него.

— Не скрывай, не скрывай. Может быть, и я себе что-нибудь надумаю сделать, — смеялся Николай.

— Старик один в Херсоне. Двести граммов водки — рисунок. А большие по четыреста граммов, — хмуро сказал Буряк… — Пошли купаться.

— Ну пошли, Ястребиный ты Коготь.

Они встали и направились к воде.

— Пошли и мы, — мрачно пробурчал Олег, натягивая майку.

Мальчики молча поплелись в сторону города.

— Тоже мне «настоящий», «настоящий», а оказывается, просто спекулянт какой-то. Нигде и не был, — наконец язвительно проговорил Олег, обращаясь к понуро идущему Косте.

Костя вспыхнул и, подражая Олегу, пропел: