Харлан Эллисон - Мягкая обезьянка

Прошлой ночью на 51-й улице в двадцать пять минут первого был настолько острый ветро-холодовой индекс, что могло пробить новую дырку в заду.

Энни свернулась в комок на крохотном пространстве внутри запертой вращающейся двери — внутри того угла, что остался обращён к улице, когда в центре копировальных услуг закончился рабочий день. Пасть вращающейся двери Энни заткнула магазинной тележкой, взятой от продуктового универмага на Первой авеню, у перекрёстка с 51-й улицей, — затащила и бережно повалила тележку набок, убедившись, что пожитки в ней уложены плотно и ничто на спальное место не выпадет. Достала с полдюжины картонок, — части огромных коробок из универмага, — полудюжину, которую не стала продавать старьёвщику днём. Двумя из них замаскировала тележку, чтобы создать впечатление, будто дверь блокирована работниками копировального центра. Остальные картонки укрепила по краям, заслоняясь от ветра, подложила под себя трухлявую диванную подушку, а вторую такую же разместила сзади.

Она села, закутавшись в три пальто и раскатав на голове толстую шерстяную шапку — такие носят моряки торгового флота. Чтобы защитить уши, натянула эту вязаную шапку почти до самой переносицы сломанного носа. Порой Энни задевал пронизывающий ветер, но основной его поток мчался мимо. Ей было неплохо в дверях — пожалуй, даже уютно. Она свернулась в комок на крохотном пространстве, прижала к груди грязные останки тряпичной куклы и смежила веки.

Энни скользнула в беспокойный сон: полузабытьё, в котором чутко впитываются звуки улицы. Ей хотелось увидеть во сне ребёнка. Родного Алана. Энни мысленно представила, что держит его так, как наяву держит куклу — чуть ниже подбородка, — и, закрыв глаза, ощутила тепло сына. Только это и важно: его тёплое тельце, прикосновение к её щеке крохотной коричневой ладошки и тёплое, тёплое дыхание, несущее в себе запах родного ребёнка.

Так происходило лишь в этот раз или каждый день ? Энни мечтательно покачивалась и целовала искалеченное кукольное личико. Ей было хорошо в тех дверях, очень тепло.

Некоторое время её убаюкивал привычный уличный шум, но спокойствие разбилось вдребезги, когда из-за угла, с Парк-авеню, выскочили две машины, рванувшие в сторону Мэдисон. Даже во сне Энни ощутила нарушение порядка. Это было шестое чувство, которому она приучилась доверять после того, как её впервые ограбили, забрав обувь и кошелёк с мелочью. Когда тревожные звуки достигли дверного проёма, Энни полностью очнулась. Она спрятала куклу под пальто.

Длинный лимузин врезался в бок «кадиллака» прямо напротив копировального центра. «Кадиллак» перескочил бордюр и угодил решёткой радиатора в уличный фонарь. С пассажирской стороны распахнулась дверь, водитель перебрался через всё сиденье, вывалился на тротуар и, не вставая с четверенек, поспешил уползти подальше. Лимузин свернул к обочине, подрезая «кадиллак», резко затормозил, и прежде чем колёса перестали вращаться, открылись три дверцы.

Беглеца схватили, когда он хотел вскочить, и не позволили подняться с колен. Один из пассажиров лимузина приподнял полу своего элегантного тёмно-синего пальто и вытащил револьвер. Оружие скользящим ударом приложилось ко лбу коленопреклонённого человека. Обнажилась кость.

Энни видела все подробности. С отвратительной ясностью, скорчившись во тьме, внутри V-образного сектора вращающейся двери, она видела все подробности. Видела, как второй мужчина пнул в лицо стоящую на коленях жертву, ломая нос. Слышала хруст во внезапно притихшей ночи. Видела, как третий обернулся к лимузину, когда опустилось затонированное стекло и из темноты салона появилась рука. Окно открывалось с электрическим гулом. Видела, как тот третий подошёл к машине и принял из протянутой руки металлическую банку. Ниже по Парк-авеню начала завывать сирена. Мужчина вернулся к остальным и отдал приказ:

— Держите ублюдка крепче. Поднимите ему голову!

Энни видела, как двое других задрали жертве голову — блеснуло белое, из сломанного носа брызнуло красное. В зеленовато-жёлтом свете фонаря эти краски резали глаза. Туфли, шаркающие и шаркающие по тротуару. Третий мужчина извлёк из кармана пальто пинту виски. Энни видела, как он отвинтил крышечку и принялся лить спиртное на лицо жертвы.

— Откройте ему рот!

Мужчина в кашемировом пальто впился пальцами в суставы нижней челюсти жертвы, заставляя раскрыть рот. Судорожный выдох, блеск слюны. Энни видела струйку виски. Видела, как третий мужчина отшвырнул бутылку в сточный жёлоб, где она разбилась; и видела, как его большой палец вдавился в центр пластиковой крышки на металлической банке, видела, как он накачивает извивающуюся, рыдающую, вопящую жертву средством для прочистки труб «Драно». Энни всё это видела и слышала.