Рафаэль Альберти - Война начиналась в Испании

Отважные астурийцы
и вы, сыновья Кастильи,
отточенные, как лемех,
и трепетные, как крылья;
кипучие андалузцы,
чью бронзу из слез отлило
расплесканного рыданья
клокочущее горнило;
бесстрашные арагонцы,
изваянные веками;
туманные галисийцы
и баски — кованый камень;
ржаные эстремадурцы,
мурсийцы — порох и солнце;
веселые валенсийцы
и твердые каталонцы;
наваррцы, верные стражи
нужды, топора и пота,
монархи темных забоев,
сеньоры черной работы;
все, кто в земле пролагает,
как корневища тугие,
путь от рождения к смерти,
путь от могилы к могиле.
Ярмо вам сковали люди,
в чьих венах — настой цикуты;
скорее об их же спины
разбейте стальные путы!
Воловьи потемки тают,
когда рассветает небо.
Ложатся волы под обух,
одетые в запах хлева,
но львы умирают стоя,
в кровавом наряде гнева.
И жалкая смерть воловья
ни для кого не потеря,
но дарит миру величье
кончина гордого зверя.
Так пусть же, голову вскинув,
я удар кровавый
и, мертвый и трижды мертвый,
лицом к раскаленной лаве
застыну, сжимая зубы,
впиваясь губами в гравий!
Я песнею смерть встречаю,
как тот соловей весенний,
который в кольце винтовок
поет на полях сражений!

Европа вспыхнула, пылает пожарищем:
из края в край, от России и до Испании
в порыве высоком и всесжигающем
пожар полощется полотнищем знамени.

Его костры табунами проносятся,
он все сметает ураганом внезапным.
Он похож на победного знаменосца,
водрузившего стяг багровый над Западом.

Пожар пылает, как очистительный факел,
опаляя во мгле небоскребы серые,
свергая статуи, вгрызаясь в темь:
прогнившие зданья сгорают во мраке,
словно это косынки кисейные.
И ночь увядает, и зреет день!

Пожар, порождающий грозные штормы,
управляет сердцами людей и моторами.

Это Ленина свет над миром кочует,
алеет над ледяными просторами
и горные одолевает хребты.
Он бережно раны людские врачует —
раны печали и нищеты.

Словно солнце затмило химеру луны!
Словно сердце, морского коралла багровей,
титаническим рифом поднялось из волны
и пролилось на землю потоками крови.

Это запах, радующий обоняние,
это песня, чье эхо по штрекам развеяно.
Над кострами рассветными распевает Испания,
украшенная портретами Ленина.

Здесь люди сгорают, как метеоры…
Но Испания борется, не щадя усилий,
сердцем солдата озарена.

Через оскорбленные Пиренейские горы,
как руки, к далеким кострам России
свои костры протянула она!

Если есть исполины с душою бездонной
и лавиной кудрей, над землею простертых,
чье лицо бороздят горизонты и склоны
в кораблях и снегах, — ты из этой когорты.

Руки родин тебе протянули знамена,
чтобы ты их наполнил дыханием гордым.
И навстречу убийцам ты встал непреклонно,
опаляя огнем их звериные орды.

Собирая в груди все ветра и приливы,
ты в Испанию врос и воздвиг над камнями
свод ветвей, осеняющих земли и воды.

Из костей твоих мертвых восстанут оливы,
навеки сплетутся стальными корнями,
и единым объятьем обнимут народы.

Застыв над телами мертвых,
склоняюсь к могилам братским,
безмолвно припав губами
к пустым сапогам солдатским,
и скорбно душа простерта,
одна среди смертной жатвы,
и тяжкие руки сердца
в кулак исступленно сжаты.
Пусть крик мой летит к вершинам
и рушится громом горным —
об этом ныне и вечно
тоскую сердцем и горлом!
Народ мой, о брат мой кровный,
приди же на звуки зова!
Навек под твоею кроной
я в цепи корней закован, —
и здесь, над трупами павших,
ладонями рук твоих властных
я кровь и голос вручаю,
как два ружья безотказных.
Если я вскормлен землею
на пустыре опаленном,
если я выношен в муках
горьким и нищенским лоном,
значит, самой судьбою
мне этот жребий дарован —
быть соловьем горемычных,
отзвуком доли суровой,
петь, откликаясь и вторя
тем, кто слова мои ловит,
петь о нужде и о скорби,
петь о земле и о крови.
Вчера мой народ проснулся
нагой — и покрыться нечем,
голодный — и нет ни крошки,
и новой заре навстречу
встает он в крови по пояс,
в раскатах грозы по плечи.
И вновь, как в былые годы,
винтовки в руках упрямых
хотят обернуться львами,
навстречу гиенам прянув.
И если не хватит ружей,
не дрогнет хребет твой львиный,
народ, миллионный мститель,
карающих сил лавина, —
плати палачам сторицей,
пока не иссякнут силы,
клыки, кулаки и ногти,
дыхание, плоть и жилы!
Как буйные вихри, буен,
крылат, как ветер крылатый,
за ненависть, смерть и муки
плати им такой же платой!
Не в спину тебя сразили —
ты грудью встречал преграды
и пули встречаешь грудью,
широкой, как баррикады.
Оплачет твоих героев
мой голос на поле бранном —
одни ведь у нас невзгоды,
одна вековая рана,
и боль одного закала,
и плач одного чекана,
и из одной древесины
единым резцом ваяли
мой лоб и твои надежды,
мой лавр и твои печали.
Мне кажется жизнь вратами,
распахнутыми в молчанье.
Я здесь для того, чтоб жить,
пока не замрет дыханье,
и для того, чтоб пасть,
когда мой черед настанет, —
и пусть мне омоет раны
народа родник глубинный!..
Вся жизнь — череда глотков,
а смерть — лишь глоток единый.