Ивайло Петров - Нонкина любовь

— Что, есть у тебя новое платье для свадьбы?

— Есть.

— А ну-ка, иди оденься, я посмотрю.

— Эх, отец! Ну чего там одеваться да смотреть.

Но Пинтез властным жестом указал на дверь.

— Оденься, раз отец так хочет!

Когда Петр вошел в кухню в темно-синем костюме, в белой рубахе с алым галстуком, Пинтез встал, оглядел его с просиявшим лицом и сказал:

— Человек раз в жизни женится, сынок! И одежда у него должна быть красивая и душа чистая.

Встал рядом с ним, выпрямился, усы у него дрогнули. Постоял с минутку, прямой и высокий, потом размахнулся и так сильно ударил Петра по плечу, что тот со смехом покачнулся.

— Ах, черт, до чего хорош! Тьфу, чтоб не сглазить!

— Совсем спятил старый хрен с этой свадьбой, — рассердилась Пинтезиха.

Приехали из соседних сел обе замужние дочери с детьми, взялись за работу, и дом наполнился гамом и суетой. В среду утром Пинтез налил в баклажку вина и подал Петру со словами:

— Найди себе дружку и пошли его по селу приглашать гостей на свадьбу.

— Эх, отец! — вскрикнули в один голос его дочки. — Да кто же теперь ходит с баклагой приглашать на свадьбу. Засмеют нас люди.

— Как это засмеют! — нахмурился Пинтез. — Что ж тут смешного?!

— Теперь на свадьбу приглашают самых близких, — сказала младшая дочь. — Уж не собираешься ли ты созвать все село?

— Да мы что, болгары или турки, хотел бы я знать, — рассердился Пинтез и, подбоченясь, посмотрел в упор на дочерей. — Что-то вы слишком скоро забыли дедовы обычаи! Как это можно болгарину без свадьбы. Да потому-то он и остался болгарином, что свадьбы справлял такие, каких нигде на свете нет, и песни поет такие, каких нигде не поют. Свадьба для человека это все равно, что второе рождение, потому что тогда он связывает свою жизнь с другой жизнью. Свадьбу справлять нужно так, чтобы запомнилась она до самой старости. Любо-дорого вспоминать наши прежние свадьбы. Просто сердце радуется. Какое это было веселье! какие песни пелись! Если есть человеку чем прошлое помянуть, тогда и вся жизнь его будто полнее. А теперь молодым нечего и вспоминать, потому так легко и рвутся узы, которые их связывают. Я свадьбу своего сына, если сил хватит, справлю так, как знаю от деда и отца, а вы не мешайтесь!

— Да оно, конечно, хорошо, мы знаем, но чем ты будешь угощать такую уйму народа, — отозвалась Пинтезиха. — Да и время ли теперь поднимать столько шуму? За трудодень в этом году, может, лева по два, по три получим, неизвестно еще.

— В этом деле не только деньги — душа нужна, — сказал Пинтез и вышел.

Уважили старика, позвали соседского мальчика, навязали ему на рукав белый платок и послали приглашать гостей:

— Начнешь с первого же дома и так до самого конца, — наказывал Пинтез. Когда кончится вино в баклаге, не возвращайся домой. Тебе ее наполнят те, у кого в это время будешь. Так положено.

Кто не любит свадеб! Ну, а у наших земляков при этом слове глаза разгораются.

Наши, уж коли работают, так работают, а коли веселятся, так дым коромыслом. Земля дрожит. Ну, а винцо наше за себя постоит, хоть и домашнее. Да это не вино, а просто живая вода. Глотнешь, резанет тебе горло, как бритвой, слезы из глаз так и брызнут, огонь побежит по жилам, до самых пяток доберется! И будто не ты его пьешь, а оно тебя. А как выпьешь кувшин, да будь у тебя с три короба печалей, все испарятся, развернется душа, как Добруджанская равнина, в мышцах почуешь силу молодецкую и, кажется, были бы крылья — полетел бы по белому свету. Вот такое трехлетнее вино было и у Пинтеза. Когда Петр привел из сельсовета молодую жену, старик вышел во двор и крикнул:

— Эй, люди добрые! Двух дочерей я выдал замуж, ушли в чужие дома, привел бог и мне в своем доме сноху встретить. У кого сил достанет, пусть спустится в погреб и принесет бочку с вином, поставит ее здесь, и кто меня уважает, пусть выпьет и знает, что Пинтез женит сына!

Веселые гости кинулись в погреб, подняли бочку и на руках, как царицу, вынесли на середину двора. Пинтез встал рядом и угощал каждого, кто подходил. Не ожидали наши, что старик справит такую свадьбу, знали, какой он бережливый и нелюдимый, да и времена теперь не те, чтоб так расходиться. Поэтому все обступили его и смотрели с веселым любопытством. Некоторым из них в другое время вряд ли удалось бы обменяться хоть парой слов с этим суровым и молчаливым стариком, а теперь он сам шутил с ними. Как все непьющие люди, Пинтез охмелел от одного-двух стаканчиков, и язык у него развязался. А гости шли да шли, кажется все село тут перебывало. Во дворе началось «хоро». Пришли дядя Коля, тетка Колювица, Петко с женой. Пинтез их встретил с полной чашей вина в руках: