Ведрана Рудан - Ухо, горло, нож. Монолог одной вагины

Безо всякой причины, я имею в виду нормальной причины, я буквально истребляю эту проклятую стограммовую нестле. И переключаю пульт. Документальный фильм. Какие-то старики рассказывают свою жизнь. Может, сегодня вечером День освобождения Хорватии? Или День беженцев? Или еще какой-нибудь важный День? Смотрю без звука. Хотя я люблю документальные фильмы. Только их еще и можно смотреть. Еще я люблю фильмы, основанные на реальных событиях. Стоит мне прочитать: «Основано на реальных событиях», — все, конец! Устраиваюсь в кресле поудобней, пусть даже в три часа утра, сна ни в одном глазу, и смотрю, что там произойдет с людьми. Люблю, когда женщина неожиданно, ни с того ни с сего… Ну, вы понимаете. Вот она входит в двери крупной фирмы, где работает. Огромный холл. Вокруг полно людей. Все спешат. Каждый к своему лифту. Она известный адвокат или преуспевающий менеджер. Ей около пятидесяти, но выглядит она на тридцать пять, потому что люди не любят смотреть на пятидесятилетних женщин, которые выглядят на пятьдесят. И вдруг она морщится. Узкой рукой проводит по лбу, ногти бледно-розовые. И падает на пол как сраженная ударом грома. Люблю гром. И грозу. Когда хлещет дождь, а я в кровати. Рядом с теплой задницей моего Кики. Это я люблю больше всего на свете. Да. И короче, эта женщина падает. Вой сирены «скорой помощи». Мы в больнице. Больница супер. Кругом неслышно скользят медсестры. Вы когда-нибудь были в нашей больнице? Представляете себе, каково оказаться в нашей больнице с инсультом?! Или без него?! Облезлые стены. Вы лежите на носилках, на полу, в коридоре отделения «скорой помощи», и врач стряхивает пепел прямо вам в глаз. ОК. Оставим это. Вернемся к той женщине. Она в больнице. В коме. Приходят ее дети. Взрослые. Дочь вся в армани, сын помладше. Муж ей в ухо, которое тоже в коме, шепчет только им двоим понятные нежности. И не какие-нибудь затасканные. Она в коме должна услышать что-нибудь вроде «лошадка моя». Потому что Он называл Ее «лошадка моя», когда вставил ей в первый раз. Или во второй. Короче, тип шепчет ей слова, которые любой женщине должны проникнуть в самые глубокие глубины мозга. А это всегда те самые слова, которые мужчина говорит женщине, когда трахает ее в первый раз. И от нас они, мужчины, ждут, что эти слова навечно западут нам в душу. А вот между прочим, моя приятельница Нада, это просто небольшое отступление, она все эти слова забыла. Она мне как-то сказала: «Ни одного слова не помню». Разные люди бывают. Некоторые не такие как все. Да. После шести месяцев комы и бесчисленного множества «лошадок» женщина приходит в себя. И тут конец! Титры! Потому что, оказывается, это сериал. И я жду не дождусь следующего вторника. Чтобы увидеть ее первые движения… как ее кормят через трубочку… как она заново учится говорить… писать… А, Б, В… В десяти сериях. Последняя серия. Она опять в огромном холле. В том самом, где вначале. Опять тонкой рукой медленно проводит по лбу, опять морщится… Вот оно! Замираешь от ужаса! Опять инсульт? Второй?! Еще более сильный?!! А ни хрена! Ух как я люблю этот прием в конце каждой реальной истории! Она просто прикасается рукой ко лбу, потому что забыла о Его дне рождения. Вытаскивает мобильник из своей дико дорогой сумки, типа от вуитона, и говорит: «Дорогой, это твоя лошадка…» Очуметь! Под такую историю я просто кончаю. Невероятно, но основано на реальных событиях. И еще люблю документальные фильмы. Самые обычные. Когда трахаются крупные олени или два самца дерутся за толстую самку. Люблю смотреть, как белая медведица-мать со своими белыми детенышами спасается бегством от белого отца, который преследует их, чтобы сожрать медвежат. Мне нравится эта гонка белых толстяков. Или когда жеребец вскидывает передние ноги на кобылу и крупным планом видишь его огромный член. Да. Это возбуждает меня гораздо больше, чем порно, где негр демонстрирует нежной рыжеволосой красотке, что выросло у него между ног. Не понимаю, почему они вечно именно негру насаживают на хер длиной в полметра хрупкую рыжеволосую красавицу с нежной кожей. Должно быть, людей возбуждает контраст. Он огромный, она — фарфоровая статуэтка. Он черный, она — белая. Красавица и чудовище. Люди так глупы. Всему верят. Я негров не люблю. Да. Не люблю негров. Не люблю тех, кто проигрывает. Аутсайдеров. Людей, которые вынуждены улыбаться. И быть приличными. Я не люблю и сербов, которые живут в Хорватии. Представляясь, они говорят: «Бабич» — и тут же добавляют: «С Корчулы». А ни с какой они не с Корчулы. Они из Далматинского Загорья [3] На острове Корчула (Хорватия) Бабич — часто встречающаяся хорватская фамилия. А в Далматинском Загорье (один из районов Хорватии) Бабичи — распространенная сербская фамилия. . Из этого Подхуёбья, где фамилия Бабич означает нечто совсем другое. ОК. И там встречаются Бабичи-хорваты. Но Бабич, если он действительно хорват, никогда не оправдывается. И не уточняет: «С Корчулы». Хорваты просто уверены, что по ним сразу видно, что они хорваты. В Хорватии только хорватские сербы постоянно подчеркивают, что они хорваты. И лучше хорватов знают все новые хорватские слова. И пердят в адрес сербов. Откуда я это знаю? Ну… потому что… потому… дело в том, что и я «с Корчулы». ОК. Вот я и сказала. Теперь можете этот факт хоть в жопу себе засунуть. Я это сказала. Негром быть хреново. Им деваться некуда. Где ни появятся, сразу все ясно. Их никто не любит. У них толстые губы, желтые белки глаз… Вот я вам сейчас расскажу. Один мой знакомый был футболистом, в молодости. И они, футболисты, часто переезжали из города в город в автобусе. А в автобусе и в раздевалке все они ужасно пердели. Мы, женщины, когда нас много, никогда не пердим. Но мужчины устроены по-другому. Да. Короче, эти футболисты пердели, пердели и пердели, а потом к ним в команду пришел негр. Ну, ясно, он тоже пердел.