Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

Мы пили джин, как водку, ничем не разбавляя. Уже пошла вторая бутылка. Николай, раньше всех достигнув первого приступа интуиции, продекламировал известное стихотворение Гумилева и, тыча пальцем в карту Каира, почти бесплатно полученную все у того же Мустафы, утверждал:

— Вот куда, вот куда нам следует прежде всего направить свои стопы. Это один из мистических уголков города.

В том месте, куда он устремлял свой указующий перст, на карте значилось: «Еl Ezbekiya», и рядом с надписью действительно был прямоугольник зеленого цвета, пересеченный желтыми ниточками аллей.

— А мне больше нравится вот это рядышком: «Bab El Shariya». Может, там еще больше красивых египтянок, чем мы сегодня насчитали, — возразил я.

— Уже смеркается, — заметил Ардалион. — Пора прогуляться.

— Египетские ночи, — мечтательно вдохнул в себя пряный воздух вечернего Каира Николка, когда мы вышли из дверей гостиницы.

— Ты близок к истине, — похлопал его по плечу Ардалион.

Радуясь прогулке по ночному городу мечты, мы вышли на набережную, поднялись к мосту, носящему название «Мост имени 6-го октября», и пошли по нему на другой берег Нила. Пересекли остров, по которому сегодня ехали в автобусе, и вновь вышли на мост через Нил. Перед нами открылась панорама центральной части города, залитая огнями, осененная сверху ночным сиянием бога луны Тота. Николай Степанович Старов, наш просвещенный историк и археолог, пояснил, что у египтян священным животным и птицей Тота являются павиан и ибис. Правда, ни ибисов, ни павианов не наблюдалось, и сие ценнейшее сведение покуда не имело применения.

— Ибис — красивое слово, — тем не менее заметил Тетка, и мне показалось, что с ибисом тоже что-то будет связано в нашем путешествии.

Перейдя через Нил, сонно несущий темные воды в Средиземное море, мы вошли в шумный ночной центр Каира. Всюду что-то жарилось и предлагалось, в воздухе стоял густой запах ароматного дыма, печеной кукурузы, жареного мяса, каких-то пахучих сладостей. Мы взяли по палочке здешнего шашлыка, но, закусывая, не решились извлечь из Игоревой сумки бутылку — кругом нас шумел и мелькал трезвый мусульманский мир. Точнее — безалкогольно пьяный: всюду в лицах искрилось, гримасничало, пело и двигалось некое общее чувство эйфории: радости, что после жаркого дня наступил упоительный теплый вечер. Мы забыли про карту города и шли куда несло, куда влекла тяга. Мы сворачивали в переулки, если видели, что там кто-то танцует под ритмы бубнов и звуки дудочек; мы шли через темные улочки, где во двориках сидели почтенные старцы мохаммеды, ибрагимы и али; мы снова выбирались на освещенные ночными фонарями широкие проспекты, где в витринах больших магазинов сияли изображения пирамид, сфинксов, осирисов, женщин с кошачьими мордами, ибисов и анубисов. Нам предлагали папирусы, но мы знали, что это фальшивые, сделанные из сплющенных и проглаженных банановых кожурок — через месяц-другой такие «папирусы» превращаются в труху. Раздражало, что тут и там тебя хватают за плечи и за локти и пытаются куда-то затащить, умоляюще заглядывают в лицо и уговаривают:

— Бизьнесь, мисьтер, бизьнесь!

А под ногами крутились мальчишки, являя твоему взору грязный указательный палец:

— Гив ми уан баунд, мисьтер, онли уан баунд, плиз! Гив ми уан долляр! [10] Дайте мне один фунт, мистер, всего один фунт, пожалуйста! Дайте мне один доллар! (искаж. англ.).

Первым не выдержал Тетка.

— Вот я вам сейчас покажу «уан баунд»! — заорал он гневно. — А ну прочь, щенки!

Окрик воздействовал, но ненадолго. Одна стайка попрошаек отвязалась, зато навстречу уже высыпала другая. В ход со стороны Ардалиона Ивановича пошел благословенный русский мат.

Вдруг среди всей этой бестолковщины пронеслось нечто, словно какая-то магнетическая волна на миг охватила тело и тотчас унеслась прочь. А может, это только показалось, поскольку уж как-то очень резко притормозил Ардалион Иванович, взглянув на свои наручные часы и будто ужалившись о них взглядом.

— Оп-па! — вскрикнул он, как всегда, когда случалось что-либо ожидаемое им, но все равно явившееся, как гром среди ясного неба. Застыв посреди многолюдного тротуара, он стал дико озираться по сторонам. Только теперь, окружив его, мы обратили внимание на непонятного предназначения черную прямоугольную пластинку, приделанную к медному браслету его часов.

— Прибор дал показание, — вымолвил Тетка обескураженно.

— Эта черненькая? — с недоверием спросил Игорь, косясь на пластинку.