Мохсин Хамид - Выход - Запад

Саид и Надия выбрали небольшую спальню позади, на втором этаже, с балконом, откуда они могли бы выпрыгнуть в сад, если нужно, и откуда они могли бы скрыться.

Комната для них — четыре стены, окно, дверь с замком — казалась невероятной удачей, и Надии очень захотелось распаковать их вещи, но она знала о необходимости быть готовой убраться отсюда в любой момент, и поэтому она вынула из рюкзака только самые необходимые вещи. Саид, в свою очередь, вытащил фотографию своих родителей, которую прятал в одежде и поставил на книжную полку, где та стояла со сложенным сгибом, смотря сверху на них, и превратив эту узкую спальню, по крайней мере частично, временно, в их дом.

В коридоре неподалеку от них находилась туалетная комната, и Надии ужасно захотелось принять душ, и ее желание было даже сильнее чувства голода. Саид встал снаружи у двери, а она зашла внутрь и разделась, оглядывая свое тело, исхудавшее как никогда, грязное, в основном, от ее же биологических выделений, засохшие следы пота и очерствевшая кожа, и волосы в тех местах, где она избавлялась от них всегда, и ее тело стало выглядеть для нее телом некоего животного, телом дикарки. Давление воды в душе было чудесным, силой разминая ее плоть и вычищая кожу. Тепло было тоже прекрасным, и она выпрямилась, как только могла, и тепло проникло сквозь ее кости, застывшие от месяцев холода, и душевая наполнилась паром, будто горный лес, наполнившись запахом сосны и лаванды от мыла, найденного ею — о, райские кущи — и полотенца были такие пушистые и мягкие, что когда она стала вытираться ими, то почувствовала себя принцессой или, по крайней мере, дочерью диктатора, безжалостно расправлявшегося со всеми, чтобы только его дети могли наслаждаться подобной выделкой из хлопка, чувствуя подобное непередаваемое ощущение ее животом и бедрами о полотенца, которые, казалось, никогда не были использованы и, возможно, не будут использованы больше никогда. Надия стала одевать свою сложенную одежду, но, внезапно, не смогла заставить себя сделать это от вони, исходившей от нее, и она решила постирать ее, и тут она услышала стук в дверь и вспомнила, что закрыла ее на замок. Открыв, она увидела нервничающего, недовольного и сердитого Саида.

Он спросила: «Какого черта ты тут делаешь?»

Она улыбнулась и придвинулась, чтобы поцеловать его, и ее губы коснулись его губ, и его губы не ответили ей ничем.

«Слишком долго», сказал он. «Это — не наш дом».

«Мне нужно было пять минут. Я должна была постирать мою одежду».

Он уставился на нее, но не возразил, и даже если бы он возразил, она почувствовала себя непреклонной, что означало для нее только одно: она все равно постирала бы. Чем она занималась, что она сейчас только что делала — не было никакой бессмысленной вольностью, а необходимостью, человеческой нуждой, возможностью быть человеком, напоминанием себе о том, кем она была, и потому это было важным, и, если необходимо, стоило ссоры.

Но удивительное наслаждение от заполненной паром душевой, похоже, исчезло, когда она закрыла дверь, и стирка одежды, и вид побуревшей воды, вытекающей с одежды в сток душевой, были разочаровывающе обыденны. Она попыталась вернуться в радостное настроение и не сердиться на Саида, который, как она убедила себя, был по-своему прав и просто разошелся с ее настроением, и, когда она вышла из туалетной комнаты, закутанная в полотенца — ее полотенца — одно вокруг тела, и другое вокруг волос — с капающей, но чистой одеждой в руках, она была готова к примирению.

А он заявил, глядя на нее: «Ты не можешь так стоять здесь».

«Не говори мне, что я могу делать».

Он изменился в лице, словно его ужалили ее слова, и при этом рассердился, и она тоже рассердилась, и после того, как он помылся и постирал свою одежду, примирительным жестом или, очистившись от своих выделений, он смог ощутить то, что ощутила она, они легли спать на узкой кровати вместе, молча, не касаясь друг друга, как только могла позволить узость комнаты, но не как пара людей, живущих в долгом и несчастливом браке, а как пара, готовая пережить и радость и страдания.

Надия и Саид появились в здании субботним утром, а к утру понедельника, когда пришла уборщица на работу, в доме было уже много народа, где-то около пятидесяти сквотеров, от младенцев и до стариков, пилигримы от запада — Гватемала — и до востока — Индонезия. Уборщица закричала, открыв входную дверь, и полиция прибыла очень скоро, двое в черных узнаваемых шлемах, но те лишь смотрели снаружи и не вошли внутрь. Вскоре прибыл фургон с полицейскими в полном снаряжении для столкновний, а затем — автомобиль с еще двумя в белых рубашках и черных жилетах, вооруженные автоматами, и на их черных жилетах стояло слово из белых букв POLICE, но те двое выглядели для Саида и Надии солдатами.