Мохсин Хамид - Выход - Запад

Позже этим же днем, вечером — любимое время Надии — солнце соскользнуло за горизонт, а в Сан Диего, Калифорния, в районе Ла-Холья, было еще утро, и там жил один старик, объясняя свое место для жизни тем, что ему нравилось смотреть на Тихий океан. Обстановка в доме была обшарпанной, но тщательно отремонтированной, как и его сад: мескитовые деревья и пустынные ивы и суккуленты, росшие здесь уже долгое время, но все еще живые и без болезненных язв.

Старик когда-то служил во флоте во время одной из больших войн, и он уважал форму и тех молодых людей, выстроившихся по периметру вокруг его жилья с командующим ими офицером. Они напомнили ему о том времени, когда он был их возраста и такой же сильный, и такой же подвижный, и такой же целеустремленный, и такой же уверенный в своем соседе, и эта уверенность, которую он и его друзья называли братской, была в чем-то крепче братской, или, по крайней мере, крепче его отношения к своему брату, к младшему брату, который умер прошлой весной от рака горла, исхудавший до веса какой-нибудь девочки, и который не разговаривал со стариком много лет, а, когда старик пришел увидеть его в больницу, тот уже не мог говорить, мог только смотреть, и в тех глазах было одно лишь усталое истощение, не страх, смелые глаза младшего брата, которого старик никогда не считал смелым.

У офицера не было много времени для разговоров, но для возраста и послужного списка старика время у офицера нашлось, и поэтому он позволил старику пройтись вокруг, пока не попросил вежливым наклоном головы покинуть свое жилье.

Старик спросил офицера, кто выходили — мексиканцы или мусульмане, потому что он не знал точно, и офицер ответил, что он не имеет права отвечать, сэр. И старик постоял молча еще какое-то время, и офицер позволил ему это сделать, пока автомобили разворачивались и объезжали это место, а богатые соседи, недавно купившие по соседству дома, сидели у своих окон и пялились, и тогда старик спросил, чем он мог бы помочь.

Старик внезапно ощутил себя ребенком, спрашивая так. Офицер возрастом мог быть его внуком.

Офицер ответил, что они скажут когда надо, сэр.

«Скажу когда надо», так говорил отец старика, когда он приставал к нему. И каким-то образом офицер выглядел, как его отец, скорее, как его отец, чем сам старик, как его отец, когда старик был просто мальчишкой.

Офицер предложил старику устроить его доставку, если он захочет, к родственникам или к друзьям.

Это был теплый зимний день, спокойный и солнечный. В океане копошились серферы в своих гидрокостюмах. Над океаном, вдалеке, серые транспортные самолеты выстраивались линией перед посадкой в Коронадо.

Старик задумался над тем, куда он должен перебраться, и, раздумывая об этом, понял, что не было никакого определенного места.

После атаки на биржу в городе Саида и Надии стало похоже на то, что вооруженное противники власти изменили тактику и стали более самоуверенными, и вместо обычных взрывов бомб или перестрелок они начали захватывать и удерживать части города, иногда здание, иногда целый район, на несколько часов, но, иногда, на несколько дней. Как получилось, что прибыло из их укреплений в горах столько много людей и так быстро — оставалось загадкой, но для слишком широкого города было совершенно невозможно отъединить его от окружающей провинции. К тому же, у противников было много сочувствующих в городе.

Комендантский час, так ожидаемый родителями Саида, наконец-то наступил, и за исполнением стали следить очень жестко: увеличилось не просто количество проверочных пунктов, укрепленных мешками с песком и колючей проволокой, но и количество боевых машин пехоты с крупнокалиберными пулеметами и танков с металлическим башенками, окруженными прямоугольными отростками противоракетной защиты. Саид отправился с отцом на молитву в первую пятницу после объявления комендантского часа, и Саид молился за мир, а отец Саида молился за Саида, а священник в своей проповеди попросил всех молящихся направить свои молитвы на победу правоверных, но осторожно воздержался от уточнения, чью сторону конфликта он считал правоверной.

Отец Саида упал по дороге в университетский кампус, и его сын отвез его на работу, которая оказалась ошибкой всей его карьеры, и ему надо было сделать в своей жизни что-то такое, чтобы у него были деньги, и он смог бы послать Саида в другую страну. Возможно, он был слишком самовлюблен, и его решение о помощи молодым и стране через учение и исследования оказалось лишь выражением честолюбия, и более правильным путем в жизни было бы накопление богатства любой ценой.