Леонид Прожогин - «... И места, в которых мы бывали»

Снова я прилетел в райцентр дней через десять и сразу зашел в милицию. Юрченко встретил меня веселый, жизнерадостный и спросил:

— Ты надолго? Пойдем ко мне обедать, жена пельменей налепила, да я на днях хорошую нельмушку выловил. Любишь ее? Самая ценная у нас рыба. Летом бакенщики ее продают на теплоходы в два раза дороже, чем осетров.

— А что с Родионом, нашел ты его?

— Нашел, нашел, поймал попросту. Живой и почти здоровый.

— Расскажи, пожалуйста.

— Ладно, сейчас расскажу, пока будем идти до дому. Целая потеха. Куда тому Шерлок Холмсу.

Мы вышли из райотдела и пошли по дороге в аэропорт. Юрченко закурил «беломорину» и неторопливо своим высоким голосом, плохо вязавшимся с его довольно грозной внешностью, начал рассказ:

— После всех наших неудач я решил приняться за это дело с другого конца. Опять-таки с опорой на людей. Ты знал, нет, что Родька крепко закладывает? Так вот пьет он, как и многие у нас, запоями до зеленых чертей. Я пошел в «Гастроном», подошел к продавщице винного отдела и спрашиваю: «Ты не заметила, никто из твоих постоянных клиентов в последнее время не начал брать водки больше, чем обычно?» Она говорит: «Вроде нет, однако». Ну, на нет и суда нет, подаюсь к выходу. Думаю, надо будет другие точки проверить. Магазины, да есть же еще и самогонщики, хоть и мало их. А она кричит мне: «Подожди, я вспомнила. Есть такая бабка, Егориха, живет неподалеку в переулке. Так вот, она раньше брала бутылку-две в неделю, а недавно стала брать по две бутылки чуть не каждый день». Я попросил ее, как придет бабка, позвонить мне потихоньку. Перед вечером — звонок. Пришла бабка и опять требует пару пузырей. Продавщица под каким-то задельем притормозила ее, а я на полусогнутых — в «Гастроном». Пришел, смотрю, стоит старушонка и пихает в сумку бутылки. Я дал ей выйти — и следом. Бабка идет и сторожится чего-то, все время оглядывается. Мне прятаться негде, пришлось в сугробы ложиться, весь в снегу вывалялся. Подошла она к своей избенке, отпирает замок. Я — прыг к ней, говорю: «Чего прячешься, бабка, или кого прячешь? Сознавайся». А она норовит передо мной дверь захлопнуть и все лепечет чего-то. Ну, от меня так легко не отделаешься. Захожу в избу, вроде никого не видать. Я опять к ней: «Так кого прячешь, старая?» Говорит: «Никого я не прячу. Нет тут никого». А я говорю: «Никого? Ну, поглядим». Там в избенке-то почти ничего нет, нищета, бабка давно на пенсии, из ссыльных она и родовы никого не осталось. Там только кровать под стенкой, стол, а на нем миска с какой-то едой да два стакана. Я спрашиваю: «Одна из двух пьешь?» Она, хоть и испугалась, а сообразила: «Сама с собой чокаюсь». Я с ней так беседую, а сам по избе шарюсь. На кровати только тряпье — и никого. Заглянул на печку русскую, и там никого. А она: «Ну, чего ты ищешь, начальник, я ж сказала, нет у меня никого». Я заглядываю за печку, а там полати в проеме, а на них мужик с рыжей бородой. Та-ак, говорю, вылазь, Родька, заморочил людям голову. Тебя уже хоронить собрались, только тела найти не могли. А тело, да вместе с душой, вон где, у Егорихи старой. Одевайся, пойдем, замучался я с тобой. Он чегой-то промычал, но послушался. А бабка озлилась, что я ее дармовой выпивки лишил, чуть на меня с ухватом не кинулась. Отвел я Родьку в отдел, потом домой отправил. Вот и вся история.

Он засмеялся и достал следующую папиросу.

Вот таким был этот туруханский коллега обского Анискина. Я дружил с ним до самого конца своего пребывания на красноярском Севере и сумел только раз вытащить его к себе на Графитный под предлогом рыбалки, но при этом мы едва не угодили в авиакатастрофу. Рыбалка тоже не получилась, так как пришлось ему заниматься прямыми служебными обязанностями. Но об этом расскажу как-нибудь в другой раз.

На Севере и в Сибири вообще зимником называют временную дорогу, которая прокладывается и действует, в основном, в зимних условиях. Тогда на реках и болотах лежит лед и они становятся проходимыми для дорожной техники и обычного транспорта. Пользуются зимниками для доставки грузов, которые не могут быть перевезены летом из-за обычного в тех краях бездорожья. Оно-то и определяет «труднодоступность» тех мест. Прокладывают их между действующими предприятиями либо новостройками и пунктами снабжения их: железнодорожными станциями, пристанями, а то и просто между жилыми поселками и городами.

Мне довелось много поездить по разным зимникам. Об одном таком случае и рассказано здесь.