Сергей Шикера: Выбор натуры

…Шумно двигались предметы, что-то падало, гремело, звенела посуда – Сараев даже не предполагал, что в его скромной кухне столько всего. Потом заходили ходуном, затрещали створки дверей, и на несколько мгновений в проеме показалось освещенное выскочившей луной перекошенное от усилия лицо Бориса – выбрасывая наружу вывернутые ладони, отчаянно пытаясь ими хоть за что-нибудь ухватиться, он рвался на веранду и почти вырвался, как его втянуло обратно; поймав в последний момент ручку внешней двери, он сам же захлопнул её за собой. Однако уже через секунду, наполненную возобновившемся грохотом, дверь со стуком распахнулась, и Борис появился вновь, на этот раз вперед спиной. Споткнувшись о порог, он вывалился на веранду, и тогда-то стало видно, что он не один. Некто, вывалившийся вместе с ним, подмял его под себя и принялся с отчаянной силой бить по голове, по лицу. Это были такие тяжелые, размеренные, сверху вниз удары. Невольно попятившись, Сараев сунул руку в карман за зажигалкой с фонариком, которую он отдал Борису. В это мгновение душераздирающе заскрипела-завизжала набухшая от сырости последних дней соседская дверь, и одновременно на веранде вспыхнул свет. Снизу на Сараева, щурясь и скалясь, уставился Прохор с кулаком, занесенным над разбитым лицом Бориса. Из-за приоткрытой двери, наполовину протиснувшись, выглядывал Наташин зять с сигаретой в выставленной вперед руке. Прохор перевел бешеный взгляд с Сараева на Бориса, потом на соседа и, отбросив в сторону что-то тяжелое, вскочил на ноги и ринулся вниз по лестнице. Сараев бросился к Борису, попытался приподнять его обмякшее, неживое тело – тот никак не реагировал, только из ноздрей выдувались розовые пузыри. Придерживая его голову, Сараев стал набирать на выскальзывающем из мокрых пальцев телефоне скорую помощь. Рядом валялся брошенный Прохором предмет, в котором Сараев, приглядевшись, узнал перепачканный кровью бюст Дзержинского.

XLIX

Перед отъездом

Сараев решил, что с него хватит. Что-то с этой квартирой было явно не то. На следующий день он попросил мастеров снизу поставить ему новый замок, а сам стал собирать вещи, и вечером того же дня перебрался к Мише Сименсу, в переулок за Новым Базаром. Продажей квартиры и поисками новой он думал заняться после возвращения из Беспечной, чтобы не пороть горячку.

Борис с искалеченным лицом надолго лег в больницу. Расходы за лечение взял на себя Прохор. Он же расплатился с Заппахом и Шакалем, которые нашли своего должника в больнице чуть ли не на другой день. Обо всём этом Сараев узнал от Бориса, когда через какое-то время зашел его проведать. С Прохором после роковой встречи на веранде он не встречался. Неприятно было признаваться, а пришлось: Павел-то был прав, когда уверял Сараева, что добром у них с Прохором не кончилось бы. Хотя как знать – не окажись Прохор в убийволковском подвале… Впрочем, ни вспоминать, ни думать об этом Сараеву не хотелось.

Мише Сименсу было за восемьдесят, еще в конце осени он не на шутку расхворался, так что появление Сараева оказалось очень кстати. Он взял на себя все дела по дому: ходил на рынок, по инстанциям, готовил и убирал, оставив Мише его прямое занятие – ремонт и реставрацию приемников. Спал Сараев в пропахшей столярным клеем комнатенке, заставленной «Телефункенами», «Минервами» и «Блаупунктами», в компании приходящих ночевать дворовых котов. На следующий день после переезда он поменял номер телефона и таким образом совершенно исчез для всех, кто его знал.

Отъезд в Беспечную Сараев запланировал на начало-середину весны. После окончания съемок, сроки которых предстояло еще уточнять, он собирался просидеть там до самой осени, а то и дольше. В детстве у него была мечта провести в станице зиму, встретить там Новый год, и почему бы было ее не исполнить? В любом случае, возвращаться раньше сентября не собирался.

В своей квартире Сараев появился только в середине января. В почтовом ящике на стене подворотни он нашел записку Тамары Матвеевны: «Андрей Андреевич, позвоните пожалуйста!» На освещенной солнцем веранде, в сигаретном дыму зять Наташи и какой-то его земляк, не сводя друг с друга глаз, радостно вскрикивали и в четыре руки щелкали пальцами под музыку из приемника на подоконнике. Когда Сараев уходя, запирал дверь, Наташин зять сделал приемник тише и сказал:

– Сосед, знаешь да? – он обвел вокруг головы указательным пальцем, – Наташа сам себе повесил.

– Когда?