Владимир Яцкевич - Цветок в пыли. Месть и закон

Стоял чудесный майский день, похожий на все другие дни мая своим теплом и хорошей погодой. Сезон дождей уже закончился, и солнце еще не пекло по-летнему, когда невозможно долго находиться вне спасительной тени. Природа изобретательна и прихотлива в своих красках в мае, она еще не иссушена зноем и радует людей многоцветьем и запахами, несущими ощущение свежести.

Утопающий в зелени деревьев университетский городок в этот день заполнен студентами. Заканчивалась сессия, последний экзамен был как последнее испытание перед каникулами, которое нужно преодолеть, чтобы до самой осени иметь возможность отдыхать, выбирая занятия на свой вкус.

Для Махеша Капура, студента юридического факультета, этот экзамен был не только последним экзаменом в сессии, но и последним в его студенческой жизни. После короткого отпуска, который даже не называется каникулами, как у других студентов, ему предстоит начать трудовую жизнь. Учеба закончена, и в новой жизни, наверное, будет меньше веселья и больше забот, как у всякого взрослого человека. Идя на экзамен, Махеш, как всегда, непременно волновался и страстно хотел экзамен сдать, это была его единственная забота до того самого момента, когда старенький профессор, который обычно слушал ответ студента, прикрыв глаза и явно подремывая, сказал:

— Отлично, господин Капур. Я вполне удовлетворен вашим ответом.

В тот самый миг, когда профессор вывел в экзаменационном листе рядом с фамилией Капура «отлично», Махеш испытал прилив радости. Но лишь на миг. Что-то примешивалось к чувству торжества, и оттого само чувство словно притупилось, а это стало понятно через несколько минут, когда Махеш вышел из здания университета.

Картина была очень знакомой, подобное неизменно повторялось в каждую сессию: в тени деревьев отдельными группами расположились студенты. Некоторые лихорадочно переворачивают страницы конспектов, надеясь в оставшиеся до экзамена несколько минут успеть вобрать те знания, на которые обращали мало внимания весь семестр. Кто-то прикрыл глаза, вспоминая, — ведь он учил, учил всю ночь, а теперь вот все словно в дымке, и куда оно подевалось?

И Махеш понял вдруг, почему к его радости примешивалась соседка-грусть. Все, что он видел вокруг, уже не было его жизнью. Он теперь чужой, с того самого мгновения чужой, когда старый профессор поставил ему «отлично». У него нет здесь больше дел, его диплом и экзаменационный лист пришлют по почте, прямо на дом, и значит не будет повода появиться в университете еще раз.

— Привет! — окликнул его приятель. — Как экзамен?

— «Отлично».

— Поздравляю!

Махеш в длинном ряду велосипедов, стоящих у стены, нашел свой и медленно покатил по дорожкам, лавируя между озабоченными студентами, сосредоточенно изучающими свои конспекты. Уже у самых ворот, где людей было меньше, он прибавил скорость, и в этот самый миг откуда-то из боковой аллеи стремительно выскочил велосипедист, так стремительно, что Махеш не успел затормозить — и велосипеды столкнулись.

Махеш вылетел из седла и упал на землю, но тут же вскочил, готовый сказать невнимательному велосипедисту что-то неприятное, но слова застряли у него в горле, потому что на земле, под велосипедом, лежала девушка.

— Простите, — пробормотал он обескураженно и хотел помочь ей, но девушка, сверкнув глазами, сердито передразнила:

— «Простите»!

Отвергнув помощь юноши, она поднялась с земли и только теперь обнаружила, что ее красивый шелковый шарф изорвался, попав в колесо велосипеда. Кажется, это сильнее огорчило ее, чем падение и ушибы.

— Поверьте, я очень сожалею, — пробормотал Махеш.

Его слова прозвучали не очень убедительно, как бывают неубедительны оправдания любого провинившегося человека.

— Можно подумать, от ваших сожалений что-то изменится: мой шарф станет целым, а велосипед — исправным.

Переднее колесо велосипеда, действительно, стало никуда не годным — оно изогнулось «восьмеркой», и нечего было думать ехать дальше.