Владимир Яцкевич - Цветок в пыли. Месть и закон

— Ты еще пожалеешь, Тхакур! — воскликнул усатый. — Габбар не простит тебе и твоим наемникам!

— Убирайтесь, пока целы! — бросил инспектор. — Мы отпускаем вас только потому, что нам нужен ваш главарь. Пусть это будет для него предупреждением.

— Вперед! — скомандовал старший, и застоявшиеся кони рванули с места.

Самый молодой бандит погонял своего скакуна стволом карабина. С высоты водокачки Виру разглядел такое возмутительное обращение с животным и немедленно наказал истязателя. Тонко пропела пуля, разбойник вскрикнул и выронил карабин. Он испугался, стал ощупывать себя в поисках смертельной раны, но пуля лишь выбила оружие, пронзив руку немеющей болью.

Усатый начальник, проезжая мимо водокачки, злобно поглядел на стрелка, Виру приветливо с ним раскланялся:

— Приезжайте еще, нам пригодятся ваши винтовки!

— Мы скоро вернемся, — крикнул тот в ответ, — и с нами будет очень много винтовок!

Кавалькада позорно отступила, пронеслась по дороге и скрылась из виду, будто ее и не было. Тут же на площадь, неизвестно откуда, высыпали жители, восторженно приветствующие своих защитников. Начался настоящий праздник с песнями и танцами. Героев подхватили на руки и понесли по всей деревне, выкрикивая хвалебные приветствия.

Крестьяне ликовали — банда Габбара беспрепятственно грабила окрестные деревни, и никто не мог с ними справиться. Сегодня разбойники впервые получили отпор.

Беспощадное солнце раскалило скалы, как адскую сковороду. Сухой горячий ветер обжигал кожу, гонял волнами струящееся над камнями марево. На гранитных уступах, возвышающихся над лагерем разбойников, неподвижными статуями застыли часовые, поблескивали стволы их винтовок.

Три бандита, с позором изгнанные из Рамгара, стояли, понурившись, перед невысокой каменной грядой, по которой ходил человек в запыленных армейских ботинках, постукивающий по камням тяжелой пряжкой кожаного ремня. Разбойники с содроганием слушали этот скрежещущий звук. Казалось, человек просто расстегнулся из-за жары, снял пояс, с нанизанными винтовочными патронами, но они знали, что Габбар, а это был именно он, готов в любую секунду пустить в ход оружие, которым владел блестяще, или вдруг помиловать провинившихся. Однако он прохаживался без своего любимого кольта, и это давало слабую надежду, что их не станут убивать. К тому же один из трех еле стоял, зажимая ладонью кровоточащую рану в плече.

— Сколько у него было людей? — вдруг спросил главарь.

— Двое.

— Двое, — задумчиво повторил Габбар, — только двое. Подонки! — взревел он, хлестнув ремнем, так что пряжка высекла сноп искр. — Подонки и трусы!

Главарь стоял над провинившимися, похожий на зверя, изготовившегося к прыжку. В его облике было что-то от животного — круглое лицо, заросшее курчавой бородой, вывороченные мясистые губы, короткий плоский нос с широкими ноздрями, тревожно нюхающий воздух, сонные глаза убийцы, пустые, словно оловянные пуговицы. Большая, круглая, как шар, голова сидела на коренастом, без шеи, туловище. Было видно, что вожак обладает огромной физической силой.

Габбар носил темно-зеленую рубашку армейского образца и такие же брюки, в правом ухе поблескивала золотая серьга, под спутанной бородой виднелся большой медальон.

— Ну, чего же вы испугались? — тихо спросил он, присаживаясь на раскаленный камень. — Втоптали мое имя в грязь. Нет матери, — возвысил он голос, чтобы все слышали, — которая не пугала бы моим именем ребенка! Все трепещут при моем появлении! И вы думаете, что я прощу вашу трусость?

Неожиданно он соскочил с гряды, бросился к ближайшему часовому. Тот стоял возле треножника, под которым был разведен огонь, и помешивал какую-то похлебку в огромном котле. Габбар выхватил у него из-за пояса револьвер:

— Сколько здесь пуль?

— Что? — испуганно переспросил разбойник.

— Сколько патронов в револьвере? — грозно переспросил главарь.

— Шесть, хозяин.

Главарь удовлетворенно покрутил оружие на указательном пальце:

— Шесть пуль и три человека — это же несправедливо!

Он нажал на спусковой курок, три выстрела гулким эхом ухнули в горах.

— Теперь столько, сколько нужно — три боевых патрона и три пустые гильзы.

Провинившиеся бандиты уже догадались, что за этим последует, лишь раненый ничего не понимал. Он слабел на глазах, покрываясь смертельной бледностью. Только теперь этот злодей, участвовавший во многих набегах, ощутил на себе, как это больно, когда пуля застряла в твоем теле.