Славу лучшего из охотников снискал Гарри Брекер, сын Фреда Брекера, переселенца из Мекленбурга, который в 1829 году прибыл в Квинсленд на «Диадеме», привезя с собой три сотни чистопородных мериносовых овец из отборного силезского стада принца Эстерхази. По сведениям Дж. Мак-Кинна, Харри был вторым белым младенцем, родившимся в Дарлинг Доунс, и, поскольку он уже с младых ногтей выказал себя непримиримым врагом и грозой всех сумчатых. Группа джентльменов осенью 1877 года соблаговолила преподнести ему в подарок приличное охотничье ружье, казнозарядную двустволку фирмы «У.К.Скотт и сын, Бирмингем». Это ружье с наружными курками «с отбоем», которые после выстрела встают на предохранительный взвод. Между курками находится небольшой рычаг запирания, который при легком нажатии большим пальцем приводит в действие узел запирания блока стволов. Все это повышало скорострельность, а поскольку канал ствола выполнен с сужением в дульной части, то есть диаметр канала в дуле меньше, чем в казенной части, дальнобойность и точность стрельбы была лучше, чем у обычных ружей. Дорогой подарок позволял надеяться, что мистер Брекер отныне преумножит свои усилия и успехи по расчистке задворков человеческой цивилизации от всякой сумчатой нечисти, не давая оной ни пощады, ни спуску.
Гарри Брекеру и вправду удалось на легендарной «Великой облаве» 1877 года, начавшейся двадцатого февраля и завершившейся двенадцатого апреля, отличиться ни больше ни меньше как 808 убойными попаданиями. Что позволило ему, однако, занять всего лишь седьмое место в итоговом списке лучших охотников, который возглавил мистер Дж. Фристоун с 1175 точными выстрелами, хотя, справедливости ради, нельзя не заметить, что в шести из сорока соревновательных дней мистер Брекер участия не принимал. Сколько именно из общего числа убитых животных составляли коалы, еженедельно публиковавшийся в «Квинслендере» статистический бюллетень о ходе грандиозного охотничьего состязания не сообщает. Общее число, однако, известно и равно 16942. Еще одним показателем охотничьего мастерства было соотношение израсходованных боеприпасов к числу добытых трофеев, и вот здесь Гарри Брекер в мае 1879 года достиг фантастического показателя, а именно 72,75 трофея на 100 условных, исчисляемых по расходу пороха, выстрелов.
Гарри Брекер охотился ради славы и, как он полагал, всеобщего блага, никаких богатств охота ему не принесла. На мировых рынках пушнины мех коалы в начале двадцатого века ценился несколько ниже норки и бобра, однако выше опоссума.
Уже к концу девятнадцатого столетия добыть коалу стало для охотника редкой удачей, в Квинсленде животные были истреблены почти полностью, однако сезоны охоты открывались еще трижды, особенно успешным выпал открытый в апреле сезон 1919 года, когда за пять месяцев на меховой рынок Сиднея поступил миллион пушных шкурок.
От окончательного истребления зверя, судя по всему, спасло зарождение национального самосознания. Каторжное прошлое колонии мало-помалу уходило в забвение, возникала и крепла идея нового самостоятельного государства. Всякая самобытность становилась теперь важным отличием, помогала обособить себя от метрополии. Однако в подлинном своем виде зверь для такой миссии никак не годился, ему срочно требовался новый облик, требовалось превращение. Истинное существование коалы для современного человека оказалось столь же непереносимым, как для первобытных охотников, которые в своих сказаниях представляли его опасным лесным разбойником, любимчиком богов. Теперь зверю приписали иные качества, в духе и по запросам новых времен, — его сделали уморительным героем детских сказок, обрядили в клетчатые штанишки, повязали на шею галстук-бабочку, напялили на голову соломенную шляпу. Во всем этом, да еще и с тросточкой в лапе, обретя почти человеческое обличье, зверь, понятное дело, обнаруживал и сугубо человеческие качества — желание познавать мир, заводить друзей, тягу к приключениям, вкус к жизни. Род людской соглашался допустить существование зверя только в такой ипостаси, в образе веселого малого, ходячей карикатуры, которая в глазах человека якобы отражала подлинную сущность зверя, являя его таким, каким его желали видеть, заслоняя истинный его нрав и образ жизни, смыслом коего всегда была и оставалась леность.
А лень, как приучили меня с детства, — качество совершенно нетерпимое. Кто упорствует в лени, тому не место на белом свете. Тому не дадут ни минуты покоя, сдерут последнюю шкуру, а остальное разрубят на части, что можно, продадут, а что не продастся, тоже как-нибудь пойдет в дело. Лишь в мизерном количестве, в зоопарках и природных заповедниках, а еще в веселых детских книжонках в виде забавных плюшевых пупсов, допустимо существование этих трутней, этих баловней праздности. Самый принцип их бытия, отказ от рвения, не должен распространиться в мире, слишком пагубный это пример, слишком опасный соблазн.
Читать дальше