Мопассан Де: Иветта

Тогда Сервиньи, срывая с куста, растущего у стены, красные розы и нераскрывшиеся бутоны, принялся швырять их в окно Иветты.

От первой розы, которая попала в нее, Иветта вздрогнула и чуть не закричала. Другие посыпались ей на платье, на волосы, перелетали через ее голову, падали на кровать, покрывали ее цветочным дождем.

Маркиза снова крикнула сдавленным голосом:

- Иветта, ну откликнись же! А Сервиньи заявил:

- Право, тут что-то неладное, я взберусь на балкон.

Но шевалье возмутился:

- Позвольте, позвольте, я протестую, это неслыханная милость, - ведь удачней случая не дождешься, удачней минуты не улучишь, чтобы добиться свидания!

Все остальные, заподозрив уловку со стороны девушки, подхватили:

- Мы возражаем. Это подстроено нарочно. Не пустим, не пустим!

Но маркиза твердила в тревоге:

- Нет, надо пойти посмотреть, что случилось. Князь заявил с трагическим жестом:

- Она поощряет герцога, нас предали.

- Бросим жребий, кому лезть, - предложил шевалье. И достал из кармана золотой, Он подошел к князю и сказал:

- Орел.

Вышла решетка.

Вслед за этим князь бросил монету и обратился к Савалю:

- Ваше слово. Саваль произнес:

- Решетка. Вышел орел.

Князь по очереди опросил остальных. Все проиграли. Сервиньи, оставшийся последним, заявил привычным ему наглым тоном:

- Что за черт! Он передергивает! Князь прижал руку к груди и подал монету сопернику со словами:

- Бросайте сами, дорогой герцог.

Сервиньи взял золотой и швырнул его, крикнув:

- Решетка!

Вышел орел.

Он поклонился и указал на балюстраду балкона:

- Взбирайтесь, князь.

Но князь растерянно оглядывался по сторонам.

- Что вы ищете? - спросил шевалье.

- Мне бы.., лестницу.

Раздался дружный смех. Саваль выступил вперед:

- Мы вам поможем.

Он поднял князя на своих мощных руках и посоветовал:

- Цепляйтесь за балкон.

Тот уцепился и, когда Саваль выпустил его, повис в воздухе, болтая ногами. Сервиньи схватил эти ноги, беспомощно искавшие опоры, и что было сил потянул их; руки разжались, и князь всей тяжестью рухнул на живот де Бельвиню, который пытался поддержать его.

- Чья очередь? - спросил Сервиньи. Никто не вызвался.

- Что же вы, Бельвинь, решайтесь!

- Благодарю вас, мой друг, я не хочу переломать себе кости.

- Ну, а вы, шевалье? Для вас ведь это - дело привычное.

- Уступаю вам место, дорогой герцог.

- Хм! Хм! Мне тоже что-то расхотелось. И Сервиньи топтался под балконом, приглядываясь. Потом сделал прыжок, уцепился за балкон, подтянулся, как гимнаст, и перемахнул через балюстраду. Все зрители зааплодировали. Но он сейчас же показался снова - Скорей! Скорей! Иветта без сознания! - крикнул он Маркиза громко вскрикнула и устремилась наверх по лестнице.

Девушка лежала, закрыв глаза, точно мертвая. Мать вбежала в смятении и бросилась к ней.

- Скажите, что с ней? Что с ней? Сервиньи поднял с пола упавшую бутылку.

- Она надышалась хлороформа, - сказал он. И, приложив ухо к сердцу девушки, добавил:

- Но она не умерла. Мы оживим ее. Есть у вас аммиак?

Горничная растерянно повторяла:

- Что.., что такое., сударь?

- Нашатырный спирт.

- Есть, сударь.

- Несите скорее и распахните дверь, чтобы был сквозняк.

Маркиза рыдала, упав на колени:

- Иветта! Иветта! Девочка, детка моя, послушай, ответь мне! Иветта! деточка моя! О господи! Господи, что же с ней?

Мужчины в испуге суетились без толку, подносили воду, полотенце, стаканы, уксус. Кто-то сказал:

- Надо раздеть ее...

И маркиза, совсем потерявшая голову, попыталась снять платье с дочери; но она даже не соображала, что делает. Руки у нее дрожали, пальцы заплетались, она не находила застежек и стонала:

- Не могу., не могу я,..

Вернулась горничная с аптечной склянкой. Сервиньи вынул пробку и вылил половину содержимого на платок. Потом приложил платок к носу Иветты, и она судорожно вздохнула.

- Прекрасно, она дышит, - заметил он. - Ничего страшного.

Он смочил ей виски, щеки, шею резко пахнущей жидкостью.

Потом знаком приказал горничной расшнуровать Иветту и, когда на ней остались только юбка и рубашка, поднял ее на руки и понес на кровать, весь дрожа от аромата полуобнаженного тела, от прикосновения чуть влажной кожи, от тепла едва прикрытой груди, которая поддавалась под его губами.

Положив девушку, он выпрямился, весь бледный.

- Это ничего, она очнется, - сказал он, потому что уловил ее дыхание, ровное и правильное.

Но когда он увидел, что глаза всех мужчин устремлены на Иветту, лежавшую в постели, его передернуло от ревнивой досады, и, шагнув в их сторону, он сказал: