Мопассан Де - Взгляды полковника

Я вполголоса допросил их. Они спасались от пруссаков, которые заняли этим вечером их дом и перепились, Из боязни за дочь старик убежал с нею ночью, даже не предупредив слуг.

Я сразу сообразил, что они - буржуа, может быть, даже кое-что побольше.

- Пойдете с нами, - разрешил я им.

Мы опять тронулись. Старик показывал нам дорогу - он знал местность.

Снег перестал, показались звезды, и холод сделался нестерпим.

Девушка, держа отца под руку, брела неровным шагом, походкой отчаявшегося человека. То и дело она шептала: "У меня ноги отнимаются", и тогда мне становилось еще горше, чем ей: я не мог равнодушно смотреть, как бедняжка ковыляет по снегу.

Неожиданно она остановилась.

- Отец! - простонала она. - Дальше я не пойду: я так устала!

Отец попытался взять ее на руки, но не сумел даже поднять, и она с глубоким вздохом опустилась на снег.

Наши обступили их. Я топтался на месте, не зная, что делать, на что решиться: не могли же мы, в самом деле, бросить старика и полуребенка!

Вдруг один из моих солдат, парижанин, по прозвищу Деляга, предложил:

- А ну, ребята, понесем барышню! Какие ж мы иначе французы, черт подери!

Я, кажется, даже выругался от удовольствия:

- Отличная мысль, орлы, разрази меня бог! Я тоже понесу.

Слева в полумгле неясно вырисовывалась роща. Несколько человек направились туда и вскоре вернулись с ворохом веток, связанных на манер носилок.

- Кто пожертвует шинель? - гаркнул Деляга. - Шинель для хорошенькой девушки, братцы!

Десяток шинелей разом полетел к его ногам. В одно мгновение девушку уложили, закутали в теплую одежду, и шестеро мужчин вскинули носилки на плечи. Я встал впереди, справа, и, честное слово, радовался, что мне тоже дали нести.

Мы приободрились и повеселели, словно пропустив по глотку вина. Посыпались даже шутки. Как видите, одно присутствие женщины уже электризует французов.

Теперь люди шли почти что правильным строем, оживились, согрелись. Пожилой франтирер, державшийся поближе к носилкам, чтобы сменить первого, кто устанет, пробурчал соседу настолько громко, что расслышал и я:

- Я, конечно, уже не молод, но и во мне все кипит, когда я вижу этих чертовых бабенок!

До трех часов ночи мы шли, почти не отдыхая. Потом охранение вновь неожиданно откатилось назад, и отряд моментально залег, темнея на снегу еле заметной полоской.

Я вполголоса подал команду, и позади раздалось сухое металлическое клацанье заряжаемых ружей.

По равнине двигалось нечто странное. Казалось, к нам подбирается какое-то чудовище: оно вытягивалось, как змея, свертывалось в клубок, снова прядало то влево, то вправо, опять останавливалось и опять ползло вперед.

Внезапно эта катящаяся масса оказалась совсем рядом, и я увидел двенадцать уланов, вытянувшихся гуськом и скакавших крупной рысью: они заблудились и отыскивали дорогу.

Я рявкнул:

- Огонь!

Пятьдесят ружейных стволов пробили безмолвие ночи Затем прогремели пять-шесть запоздалых выстрелов, наконец еще один, последний, и, когда разорвалась ослепившая нас завеса вспышек, одиннадцать человек и девять лошадей лежали на земле. Три коня, обезумев от страха, во весь опор мчались прочь; за одним из них волочился труп всадника, зацепившегося ногой за стремя.

За моей спиной кто-то из солдат рассмеялся жестоким смехом. Другой заметил:

- Вот и новые вдовы.

Он, наверное, сам был женат.

Третий добавил.

- Дело нехитрое!

Из-под шинелей, наваленных на носилки, высунулась головка.

- Что случилось? - поинтересовалась девушка.

- Дерутся?

Я ответил:

- Пустяки, мадмуазель. Просто мы прикончили дюжину пруссаков. Она вздохнула:

- Бедняги!

И снова исчезла под шинелями: ей стало холодно.

Мы опять зашагали. Марш длился долго. Наконец, небо посерело, снег посветлел, заискрился, засверкал, и восток начал розоветь.

Издалека донесся оклик:

- Кто идет?

Отряд остановился, и я поспешил вперед, чтобы нас невзначай не приняли за противника.

Мы достигли французских позиций.

Когда мои люди проходили мимо заставы, сидевший на лошади майор, которому я только что доложил о нашем прибытии, заметил носилки и громко крикнул:

- А это что у вас там?

Из-под шинелей высунулось улыбающееся личико в ореоле растрепанных белокурых волос, и девушка ответила:

- Это я, сударь.

Солдаты грохнули хохотом, и наши сердца радостно забились.

Деляга, шагавший рядом с носилками, замахал кепи и завопил.

- Да здравствует Франция!