Вега Де - Новеллы (-)

То ли заря сжалилась над ее горем, то ли она позавидовала ее слезам, но только она взошла раньше обычного, и вместе с нею, превозмогая свою женскую слабость и думая только о смерти, Диана снова пошла по дороге, которая, как ей казалось, скорее других должна была привести ее к несчастному концу. Солнце уже прошло половину небосвода, когда она, решив, что своим желаньем умереть оскорбляет небо, нашла в маленькой рощице небольшой источник и немного свежей травы. Со слезами на глазах она съела несколько травинок; источник, нежно ее лаская, умерил огонь ее сердца, и глаза ее вернули ему его влагу.

Так она шла три дня, к концу которых, выйдя из густого леса на ровное поле, она выбилась из сил и, прислонившись к дереву, увидела молодого пастуха, который, разговаривая с девушкой-горянкой, приближался к тому месту, где она стояла. Диане уже казалось, что весь мир знает, почему она покинула родительский дом, и что даже эти пастух и пастушка направляются к ней, чтобы разбранить ее и пристыдить за любовь к Селио. Она упала на зеленый дерн, росший под деревом, и, поглядев вокруг себя глазами, полными ужаса и отчаяния, лишилась чувств. Между тем, пастух, всецело занятый ухаживанием за своей крестьяночкой и озабоченный только тем, чтобы его не слышал никто, кроме птиц, которые летели за ними следом, начал песню. И если ваша милость, сеньора Леонарда, больше желает узнать о судьбе Дианы, чем слышать, что поет Фабио, то вы можете пропустить этот романс; если же ваше внимание не столь нетерпеливо, то вы можете узнать, о чем говорят эти жалобные раздумья, в которых речь идет отчасти о любви.

Кто кривить душой не хочет,

Тот в любви всегда несчастен.

Так и мне за откровенность

Стал один обман наградой.

В дни, когда тебе, Филида,

Ложью я платил за правду.

Сколько ты в тоске роняла

Слез с ланит и с губ стенаний!

Сколько раз кричал я ночью,

Если ты ко мне стучалась:

"Кто не постучался в сердце.

Тот стучится в дверь напрасно!"

Пастухи тебе твердили:

"Нету Фабио в овчарне",

И с досадой говорил я:

"Что она мне докучает!"

Жалобам твоим, Филида,

Только воды отвечали

Неумолчным, равнодушным

К горю твоему журчаньем.

Помню я, однажды ночью

Ты с отчаяньем сказала:

"Дай хоть мне пылать любовью.

Если сам любви не знаешь".

Не люби меня, Филида;

Храм любви есть сердце наше,

И в него врываться силой

Женщине не подобает.

Так у твоего порога

До зари мы добивались:

Ты - чтоб я вошел под кровлю,

Я - чтоб ты не отпирала.

Ты вскричала исступленно:

"Пусть же небо покарает

Жар, которым леденишь ты,

Лед, которым ты сжигаешь!"

Долго чахла ты, Филида,

Но всему конец бывает:

Тот, кто верит, что не любит,

Обмануться может часто.

Наша воля ни над чувством,

Ни над временем не властна.

Видим мы, что нас любили.

Лишь когда любовь утратим.

Вот и я в тебя влюбился

Так, что охватила зависть

Солнце в зареве рассвета

И луну в полночном мраке.

Рощи, горы и потоки,

Видя нас, любви предались,

И в объятиях зеленых

Стиснули друг друга травы.

Но едва лишь с гор спустился

Сильвио, который раньше

Пастухом твоим был верным,

Ты непостоянной стала.

Случай ты не упустила,

Хоть тебя я обожаю,

За презрение былое

Отомстить мне беспощадно.

Я клянусь тебе, Филида.

Что брожу, снедаем страстью,

Днями под твоим окошком,

У твоих дверей ночами.

Я позвать тебя не смею,

Ибо ты надменно скажешь:

"Что ж теперь стучится в двери

Тот, кто в сердце не стучался?"

Пусть порой я притворяюсь,

Что тебя не замечаю,

Но стоишь ты неотступно

У меня перед глазами.

На подарки от Филиды,

Столь постылые когда-то,

Не могу я наглядеться,

С ними не могу расстаться.

Скрыв от всех мои мученья,

Чтоб тебя не порицали,

Буду я страдать, покуда

Ты мне мстить не перестанешь.

Все тебе во мне не мило,

Даже то, что я лобзаю,

От любви безумный, землю,

Где нога твоя ступала.

И сказать тебе при этом

Я открыто не решаюсь,

Что, закравшись в наше сердце,

Ревность дружбу охлаждает.

Верно говорил Фабио, ибо, хотя и правда, что, убедившись в основательности ревнивых подозрений, позорно продолжать любить, чему множество примеров приводят Плиний {23} и Аристотель, говоря о животных, все же есть люди, которые не могут полюбить, прежде чем их не оскорбили, и то, что у Других вызывает отвращение, только разжигает их страсть. Об этом и пел пастух своей горянке, которая слушала его одновременно высокомерно и с удовольствием.