Послышалось сдавленное бормотание, как будто пришедшие должны были вначале обсудить друг с другом возможного кандидата. Однако вскоре они замолчали, что, очевидно, свидетельствовало о достаточной степени согласия.
— Итак, прошу вас… — настаивал Михник.
Никто не вызвался говорить. Конечно, они чувствовали себя неспокойно, так что кто-то снова закашлял, однако ответа не последовало.
— Ну, это не к спеху, — Михник не хотел отступаться. — Хорошенько всё обдумайте, каждый должен решать, по совести. И я говорю: да, малая капля яда может остаться незамеченной и с виду казаться совсем невинной. Вы и сами это знаете… — Потом он с некоторым нетерпением и настойчивостью позвал Эмиму, что, судя по всему, означало, что она снова должна им налить, поскольку после этого снова раздались звон стаканов и льстивые уговоры Эмимы выпить ещё.
И Рафаэлю показалось, что это именно тот момент, который он не должен пропустить.
Михник, судя по всему, потерял нить разговора. Очевидно, он не мог выполнить то, что задумал. И Рафаэль решил его разоблачить.
Он решительно распахнул дверь и вошёл в комнату.
Гости сидели в основном на лавке у печи и на двух кроватях. Все четыре стула, которые имелись в церковном доме, тоже были заняты. И Рафаэль остался стоять в центре комнаты.
И старый Грефлин, хотя и исхудавший, и мертвенно-бледный, с лихорадочно блестевшими из-под кустистых бровей глазами, тоже сидел среди собравшихся. На мгновение их взгляды встретились — сбивчивые мысли Рафаэля из-за этой непредвиденной встречи прихватило холодом, он почувствовал, как будто в него вонзилось острие ножа.
Он нигде не нашёл себе места, убежища, где можно было сесть и хотя бы отчасти укрыться от взглядов Грефлина и всех остальных, которые тоже не сулили ничего хорошего.
— Заходите. Заходите… — холодно и насмешливо встретил его Михник, который сидел с какими-то листками за рабочим столом священника. От него явно не укрылись слабость, замешательство и трусливое смущение, из-за которых у Рафаэля у всех на глазах дрожали колени и перехватывало дыхание, так что он только глупо улыбался и озирался, а потом, подчиняясь призыву Михника, вправду остановился, ни в малейшей степени не представляя, что ему делать.
— Господин Рафаэль Меден, — представил его старик собравшимся, насмешливо выделяя слова, и сделал длинную, многозначительную паузу, которая упала на Рафаэля словно полностью заслуженное презрение, от которого он не знал как, да и не в силах был защититься, и которое видел в глазах всех присутствовавших.
— Я думаю, что вы хотя бы немного его знаете, — наконец продолжил старик тем же тоном. Снова воцарилась тишина, и первым кивнул Грефлин. Потом кивнули Муйц и его усатый собутыльник, и ещё те люди, которых Рафаэль видел впервые и которые, однако, судя по их злорадным лицам и злым взглядам, тоже не желали ему ничего хорошего.
Эмима сидела на стуле у двери в коридор и явно не желала прийти ему на помощь в его бедственном положении. Она просто отвернулась и опустила глаза.
— Итак… Наш бывший причетник и органист… — старик снова прервал молчание. — Прошу, прошу… — с показным желанием подбодрить он провоцировал, и унижал, и, можно сказать, срамил его перед всеми этими пьянчугами и особенно перед Эмимой, которая даже не скрывала своего презрения к его бессилию, слабоумию и к его беде, из которой он всё не мог выбраться.
— Добрый вечер, — как-то жалко выдавил он.
Никто не ответил на его приветствие.
Как будто бы это казалось им совершенно неважным. Как будто они ждали продолжения речи. И Михник с Эмимой тоже ждали… Собственно говоря, они вели себя так, как будто уже сосредоточенно слушали, хотя он молчал и только лихорадочно подыскивал слова, чтобы хоть что-нибудь сказать. Молчали стенные часы, и в оконном стекле, на фоне глубокой ночной темноты, влажной и неживой, молчало отражение комнаты и всех, кто в неё набился.
— Дорогие прихожане… — пролепетал он… Некоторые насмешливо заулыбались в ответ, другие неодобрительно завздыхали. А Грефлин упорно таращился, и ненавидел, и ждал, и, по всей видимости, замышлял адскую месть за унижение в ночь святого Николая.
— Хотя мы с вами не очень хорошо знакомы, — как-то вяло начал он, — то есть я имею в виду, что мы просто недавно вместе, — он поспешил исправить свою ошибку, когда снова ощутил со всех сторон общее осуждение. — И хотя мы живём во времена злых духов… — случайно оговорился он в своём смятении… — То есть… то есть во время, когда к нам приближаются волчьи ночи…
Читать дальше