Чарльз Диккенс - Торговый дом Домби и сын, Торговля оптом, в розницу и на экспорт (Главы I-XXX)

Майор сделал росчерк тростью и зашагал вперед, отчаявшись объяснить, до чего дойдет дело, если зайдет так далеко.

- Я заметил, - помолчав, сказал мистер Домби, - что дочь вы назвали миссис Грейнджер.

- Эдит Скьютон, - отвечал майор, снова останавливаясь и высверливая тростью в земле ямку, долженствующую изображать Эдит, - вышла замуж (восемнадцати лет) за Грейнджера из нашего полка. - Майор изобразил его в виде второй ямки. - Грейнджер, сэр, - продолжал майор, постукивая тростью по второму воображаемому портрету и выразительно покачивая головой, - был нашим полковником; чертовски красивый молодец, сэр, сорока одного года. Он умер, сэр, на втором году супружеской жизни.

Майор несколько раз проткнул тростью изображение усопшего Грейнджера и продолжал путь, держа трость на плече.

- Давно это было? - осведомился мистер Домби, снова останавливаясь.

- Эдит Грейнджер, сэр, - отвечал майор, закрывая один глаз, склоняя голову к плечу, переложив трость в левую руку, а правой разглаживая брыжи, Эдит Грейнджер в настоящее время под тридцать лет. И, черт побери, сэр, сказал майор, снова водружая трость на плечо и продолжая путь, - это бесподобная женщина.

- Дети были? - спросил затем мистер Домби.

- Да, сэр, - сказал майор. - Был мальчик. Мистер Домби уставился в землю, и лицо его омрачилось.

- Который утонул, сэр, - продолжал майор, - когда ему было лет пять.

- Вот как! - сказал мистер Домби, поднимая голову.

- Опрокинулась лодка, в которую няньке незачем было его сажать, сказал майор. - Такова его история. Эдит Грейнджер - все еще Эдит Грейнджер; но будь непреклонный старый Джой В., сэр, чуть-чуть помоложе и побогаче, это создание носило бы фамилию Бегсток.

Майор тряхнул плечами и щеками, захохотал и, произнося эти слова, был больше, чем когда бы то ни было, похож на перекормленного Мефистофеля.

- В том случае, полагаю, если бы леди не возражала? - холодно заметил мистер Домби.

- Ей-богу, сэр, - сказал майор. - Бегстоки не ведают такого рода препятствий. Однако справедливость требует отметить, что Эдит могла бы уже раз двадцать выйти замуж, не будь она горда, сэр, - да, горда!

Мнение о ней мистера Домби, если судить по его лицу, не изменилось от этого к худшему.

- В конце концов это великое достоинство, - сказал майор. - Клянусь богом, это высокое достоинство! Домби! Вы сами горды, и ваш друг, старый Джо, уважает вас за это, сэр.

Воздав характеру своего спутника хвалу, которая, казалось, была у него исторгнута силой обстоятельств и неумолимым течением беседы, майор оборвал разговор и пустился в общие рассуждения на тему о том, сколь был он любим и обожаем прекрасными женщинами и ослепительными созданиями.

Через день мистер Домби и майор встретили почтенную миссис Скьютон с дочерью в Галерее минеральных вод; на следующий день они снова их встретили невдалеке от того места, где повстречались в первый раз. После того как они встречались таким образом раза три-четыре, простая вежливость по отношению к старым знакомым требовала, чтобы майор навестил их вечером. Первоначально у мистера Домби не было желания делать визиты, но когда майор заявил о своем намерении, мистер Домби заметил, что с удовольствием будет его сопровождать. Посему перед обедом майор приказал туземцу отправиться к обеим леди, передать привет от него и мистера Домби и сказать, что вечером они будут иметь честь навестить их, если леди будут одни. В ответ на это туземец принес очень маленькую записку, распространявшую очень сильный запах духов, писанную рукою почтенной миссис Скьютон майору Бегстоку и кратко сообщавшую: "Вы - гадкий медведь, и я была бы не прочь отказать вам в прошении, но если вы действительно будете вести себя очень хорошо, - это было подчеркнуто, можете прийти. Привет от меня (Эдит присоединяет и свой привет) мистеру Домби".

Почтенная миссис Скьютон и ее дочь, миссис Грейнджер, занимали в Лемингтоне квартиру довольно фешенебельную и дорогую, но оставлявшую желать лучшего в смысле размера и удобств: когда почтенная миссис Скьютон ложилась в постель, ноги ее оказывались в окне, а голова - в камине, а служанка почтенной миссис Скьютон ютилась в каком-то чулане позади гостиной, таком крохотном, что принуждена была вползать в него и выползать, словно прелестная змейка, дабы не выставлять напоказ все его содержимое, Уитерс, изнуренный паж, спал в другом доме, под самой крышей соседней молочной, а кресло на колесах - камень этого юного Сизифа - ночевало в сарае той же молочной, где принадлежащие этому заведению куры несли свежие яйца и ночью располагались на сломанной двуколке, несомненно убежденные в том, что она выросла здесь и является чем-то вроде дерева.