Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

Миссис Льюпин ответила, что он ее изумляет. Она просто поражается, как он может говорить такие слова. Она никак этого от него не ожидала.

- Да я и сам от себя этого не ожидал, - сказал Марк, поднимая брови с радостно-изумленным выражением. - До сих пор я думал, что нам с вами надо расстаться без всяких объяснений; я и хотел только проститься, для того и пришел сейчас; а это в вас самих есть что-то такое, что заставляет человека говорить и думать по-честному. Давайте поговорим, только, знаете ли, условимся наперед, - это он прибавил уже нисколько не шутя, чтобы ошибиться было решительно невозможно, - ухаживать за вами я не буду, этого вы не бойтесь.

На одну только секунду легкая тень - самая легкая и ни в коем случае не мрачная - промелькнула в ясных глазах хозяйки. Но она сейчас же рассеялась в смехе, идущем от самого сердца.

- Чего уж лучше! - сказала она. - Только если вы не собираетесь за мной ухаживать, так уберите руку прочь.

- Господи, это еще зачем? - спросил Марк. - Ничего плохого тут нет.

- Конечно, нет, - возразила хозяйка, - а не то я бы не позволила.

- Вот и прекрасно, - заметил Марк. - Тогда пускай рука остается на месте.

Это было так резонно, что хозяйка опять засмеялась и, не отводя его руки, велела ему говорить все, что он собирался сказать, но только поскорее. А все-таки он бессовестный малый, прибавила она.

- Ха-ха! Я и сам так думаю, - воскликнул Марк, - а раньше это мне и в голову не приходило. Сегодня я могу сказать все что угодно.

- Ну, коли хочется, так говорите, что вы там собирались сказать, только поживее, - отвечала хозяйка, - а то мне спать пора,

- Вот что, милая вы моя голубушка, - начал Марк, - потому что милее вас никогда еще не было на свете женщины, - пускай кто-нибудь попробует сказать, что была! - подумайте, что может выйти, если мы с вами...

- Ах, пустяки какие! - перебила его миссис Льюпин. - И не поминайте про это больше.

- Нет, нет, не пустяки, - отвечал Марк, - вы все-таки послушайте. Что может выйти, если мы с вами поженимся? Раз я не могу быть счастлив и доволен теперь, в этом веселом "Драконе", можно ли ожидать, что я буду доволен тогда? Ни в коем случае. Очень хорошо. А значит вы, даже при вашем ровном характере, будете вечно тосковать и тревожиться, вечно душа у вас будет не на месте, все станете думать, не слишком ли вы постарели на мой взгляд, все вам будет чудиться, что я словно цепью прикован к порогу "Дракона" и рвусь на свободу. Не знаю, так ли оно будет, или не так, - продолжал Марк, - а только я непоседа, и это мне известно. Люблю перемены. Мне все думается, что при моем крепком здоровье и веселом нраве больше было бы для меня чести веселиться и шутить там, где все наводит на человека грусть. Может, это с моей стороны ошибка, понимаете ли, только уж ее ничем не исправить, разве только испытать на деле, как оно получится. Так не лучше ли мне уехать, особенно после того как вы, не чинясь, помогли мне все это сказать, и мы можем расстаться добрыми друзьями, какими были с того дня, когда я впервые ступил на порог вот этого благородного "Дракона", которого, - заключил Марк, - я не перестану любить и почитать до самой моей смерти!

Хозяйка притихла ненадолго, но очень скоро встрепенулась, взяла Марка за обе руки и ласково их пожала.

- А все дело в том, что вы хороший человек, - сказала она, глядя ему в лицо с улыбкой, которая для нее была, пожалуй, несколько грустна. - И я думаю, что лучшего друга у меня никогда в жизни не было.

- Ну, что до этого, - отвечал Марк, - так это, знаете ли, пустяки. Боже ты мой, господи, - прибавил он, глядя на хозяйку восхищенными глазами, - но если вы и вправду так думаете, какое множество выгодных женихов вы доведете до отчаяния!

При этих лестных словах она опять засмеялась, еще раз пожала ему обе руки, попросив вспомнить о ней, когда ему понадобится друг, и, быстро отвернувшись, побежала вверх по узенькой лестнице.

- И еще напевает на ходу, - сказал Марк, прислушиваясь, - чтобы я, чего доброго, не подумал, будто она огорчена, и не повесил бы носа. Да, оказывается, не легкое это дело быть веселым, прямо скажу.

И с этой утешительной мыслью, высказанной весьма унылым тоном, он отправился спать, в настроении, которое никак нельзя было назвать веселым.

На другое утро он поднялся спозаранку и вышел из дому с первыми лучами солнца. Однако это не помогло: вся улица встала, чтобы проводить Марка Тэпли; мальчишки, собаки, маленькие дети, старики, занятые люди и бездельники - все были тут, все кричали: "Прощай, Марк!" - каждый на свой лад, и все жалели, что он уезжает. Неизвестно по какой причине, ему все казалось, что его бывшая хозяйка тоже смотрит украдкой из окна своей спальни, но он никак не мог набраться духу и оглянуться назад.