Джордж Оруэлл - Хорошие плохие книги [сборник]

Пятнадцать лет назад, выступая на защиту интеллекта, надо было защищать его от консерваторов, от католиков и до известной степени – ибо в Англии они серьезной роли не играли – от фашистов. Сегодня приходится защищать ее от коммунистов и «попутчиков». Не следует преувеличивать прямого влияния маленькой английской компартии, но не подлежит сомнению отравляющее воздействие на умственную жизнь Англии русского mythos [146] Предание, сказание (греч.). . Благодаря этому воздействию общеизвестные факты замалчиваются или подвергаются такому искажению, что возникают сомнения в возможности создания истинной картины истории нашего времени. Позвольте привести лишь один пример из сотен возможных. Когда Германия пала, выяснилось, что значительное количество советских русских – руководствуясь по преимуществу, в чем нет сомнений, не политическими мотивами, – перешли на другую сторону и воевали за немцев. Помимо того, небольшая, но все же не исчезающе малая часть русских военнопленных и перемещенных лиц отказались возвращаться в СССР, и некоторые из них были репатриированы насильно. Эти факты, которые сразу стали известны многим журналистам, почти не упоминались в британской прессе, в то время как английские публицисты-русофилы продолжали оправдывать чистки и депортации 1936–1938 годов, напирая на то, что в СССР «не было своих квислингов» [147] Имеется в виду Видкун Квислинг (1887–1945) – создатель национал-социалистической партии в Норвегии, тесно сотрудничавший с Германией в годы Второй мировой войны и казненный по приговору норвежского суда. . Пелена лжи и дезинформации, окутывающая такие события, как голод на Украине, Гражданская война в Испании, русская политика в Польше, соткалась не только в результате сознательного обмана, тем не менее любой писатель или журналист, вполне симпатизирующий Советскому Союзу, – то есть симпатизирующий так, как самим русским того вовсе не хотелось бы, – вынужден будет признать намеренную фальсификацию некоторых важных явлений. Передо мной лежит очень редкая, кажется, брошюра Максима Литвинова [148] Российский революционер, советский дипломат и государственный деятель (1876–1951). , датированная 1918 годом и описывающая свежие тогда события революции в России. Сталин в ней не упоминается вовсе, зато в самых восторженных словах говорится о Троцком, Зиновьеве, Каменеве и других. Каким могло бы быть отношение даже самого добросовестного в интеллектуальном отношении коммуниста к этой брошюре? В лучшем случае он занял бы стороннюю позицию, заявив, что документ этот нежелательный и лучше его не обнародовать. Но по какой-то причине было решено издать брошюру в отредактированном виде, так, чтобы Троцкий в ней был заклеймлен и появились ссылки на Сталина, и против этого не смог возразить ни один коммунист, верный своей партии. В последние годы подтасовки почти того же масштаба случались не раз. Но дело не просто в этом, а в том, что, даже если они становились известны, никакой реакции со стороны левой интеллигенции не следовало. Аргументы в том роде, что правда была бы «несвоевременной» или кому-то «сыграла бы на руку», считались убедительными, и мало кого волновало то, что ложь, с которой все готовы примириться, проникнет на газетные полосы и страницы книг по истории.

Организованная ложь, практикуемая тоталитарными государствами, – это, вопреки утверждениям некоторых, не одномоментное средство достижения некой цели, как, положим, военная хитрость. Это органическое свойство тоталитаризма, которое не исчезнет даже тогда, когда пропадет нужда в концентрационных лагерях и тайной полиции. В кругу просвещенных коммунистов бытует легенда, будто русское правительство, притом что сейчас оно вынуждено вести лживую пропаганду, устраивать судилища-фарсы и так далее, тайно фиксирует все факты и когда-нибудь их обнародует. Полагаю, можно с уверенностью утверждать, что это не так, ибо такого рода акция предполагает наличие сознания либерального историка, уверенного в том, что прошлое не подлежит изменению, а точное знание истории представляет собой ценностную основу исследования. С тоталитарной же точки зрения история – это нечто такое, что скорее выстраивается, нежели познается. Таким образом, тоталитарное государство представляет собой теократию, в которой правящая каста, дабы сохранить свое положение, должна почитаться безгрешной. А поскольку на практике безгрешных не бывает, то нередко возникает необходимость минувшие события перетасовывать, дабы стало ясно, что никаких ошибок сделано не было или что некая воображаемая победа была одержана в действительности. Далее. Любой крупный сдвиг в политике требует соответствующих поправок в доктрине и переоценки выдающихся исторических фигур. Такого рода события происходят повсеместно, но ясно, что вернее всего они ведут к прямой фальсификации в обществах, где в каждый данный момент допускается лишь одно мнение. По существу, тоталитаризм требует бесконечной редактуры прошлого, и в дальней перспективе предполагает, возможно, отказ от самой веры в существование объективной истины. В нашей стране приверженцы тоталитаризма обычно склонны утверждать, что, раз абсолютная истина недостижима, большая ложь ничуть не хуже лжи малой. Твердят, что все исторические хроники пристрастны и неточны или, с другой стороны, что современная физика доказала: реальный в нашем представлении мир есть на самом деле иллюзия, и, стало быть, доверие к свидетельству чувства – это просто вульгарное мещанство. Тоталитарное общество, преуспевшее в укреплении своих основ, создаст, по всей вероятности, некую шизофреническую систему мышления, при которой законы здравого смысла, доказывающие свою незыблемость в повседневной жизни и в области тех или иных точных наук, политиком, историком, социологом – отбрасываются. Уже сейчас существует бесконечное множество людей, которые считают постыдным допускать фальсификации в учебниках по научным дисциплинам, но не видят ничего дурного в фальсификации исторического факта. Самое сильное давление на интеллектуала тоталитаризм оказывает как раз в той точке, где пересекаются литература и политика. Точные науки пока еще соизмеримой опасности не подвергаются. Различие отчасти объясняется тем фактом, что во всех странах ученым проще, чем писателям, сомкнуть ряды за спинами правителей.