Джек Лондон - Избранные произведения. Том I

Фрэнсис ответил кивком головы.

— В таком случае, сэр, прошу разрешения задержать вас на минутку. Я принесу из каюты чернила и перо.

— О Господи! — простонал Фрэнсис. — Поднимите сначала паруса и отойдите от берега. Контракт можно составить и на ходу. Смотрите! Они уже начали нас обстреливать.

Метис, услыхав звук выстрела, бросился осматривать паруса. Оказалось, что пуля пробила дыру в верхней части главного паруса.

— Хорошо, сэр, — согласился он. — Вы джентльмен и порядочный человек, я поверю вам на слово и надеюсь, что вы при первой же возможности подпишете документ… Эй ты, негр! Поворачивай руль. Прямо руля! Поднимайте паруса, черные собаки. А ты, Персиваль, чего смотришь?

Все бросились исполнять команду, в том числе Персиваль, вечно улыбающийся совершенно черный неуклюжий негр из Кингстона, и другой, по имени Хуан, в котором было больше панамской и индейской крови, чем негритянской, — об этом свидетельствовала его светло-желтая кожа и пальцы, тонкие и нежные, как у молодой девушки.

— Тресни этого хама по башке, если он будет продолжать нахальничать, — вполголоса посоветовал Фрэнсису Генри. — Собственно говоря, мне бы очень хотелось сделать это немедленно.

Но Фрэнсис покачал головой.

— Нет, не надо. Трефэзен парень не промах, но не забудь, что он негр, да еще с Ямайки, а ты знаешь, что это за народ. К тому же еще и наполовину индеец. Правда, он хочет с меня содрать, но зато рискует, что у него отберут шхуну. Кроме того, он страдает болезнью, именуемой зудом красноречия. Ведь он лопнет, если в течение дня не выпустит из себя определенное количество длинных, мало понятных ему самому слов.

В это время к Морганам подошел Энрико Солано. Ноздри у него раздувались и пальцы нервно нащупывали курок винтовки. Продолжая внимательно следить за выстрелами с берега, он протянул руку Генри.

— Я впал в страшное заблуждение, сеньор Морган, — сказал он, — под влиянием горя, вызванного смертью моего дорогого брата Альфаро. Я считал вас виновным в его убийстве. — Глаза Энрико сверкнули гневом, жгучим и неутолимым. — Ибо это, несомненно, было убийство, коварный поступок труса — удар кинжалом в спину из-за угла. Все же мне не следовало подозревать вас. Но я был всецело поглощен горем, а все улики были против вас. Я забыл, что моя единственная горячо любимая дочь — ваша невеста, забыл, что до сих пор знал вас за прямого, честного и храброго человека, неспособного нанести удар из-за угла. Сожалею об этом и прошу у вас прощения. Поверьте, я горжусь возможностью вновь приветствовать вас как нашего будущего родственника и будущего мужа моей Леонсии.

Но Леонсия, слушая эту реабилитацию Генри, только злилась. Зачем это ее отцу непременно нужно было, как истому латиноамериканцу, употреблять столько высокопарных фраз, когда достаточно было бы двух-трех слов, крепкого рукопожатия и искреннего взгляда. Ведь будь на его месте Генри или Фрэнсис, они бы этим и ограничились. Зачем же ее соотечественники-испанцы до такой степени любят цветистое красноречие, напоминающее словоизвержения ямайского негра, спрашивала себя Леонсия.

Между тем, пока Генри таким образом официально восстанавливался в своих правах как жених Леонсии, Фрэнсис старался принять непринужденный вид и интересоваться тем, что творилось вокруг. При этом он невольно обратил внимание на матроса Хуана, который стоял на носу судна, среди кучки других матросов, и о чем-то рассуждал, многозначительно пожимая плечами и яростно размахивая руками.

— Ну, вот!.. Теперь мы упустили обоих скотов гринго! — с отчаянием воскликнул Альварес Торрес, бегая по берегу.

Словно назло преследователям, подул небольшой ветерок, и «Анжелика», распустив паруса, начала быстро удаляться, так что дальнейший обстрел ее стал бесцельным.

— Я, кажется, с радостью пожертвовал бы три колокола в собор, — заявил Мариано Веркара-э-Хихос, — ради того, чтобы эти гринго были на расстоянии выстрела. И будь на то моя власть, — все гринго сразу очутились бы в аду, так что сатане пришлось бы начать учить английский.

Альварес Торрес в бессильной злобе ударял кулаком по седлу.

— Владычица моих мечтаний! — почти рыдал он. — Она уехала, она исчезла — вместе с этими двумя Морганами! Я видел, как она взошла на шхуну. А тут еще этот Риган из Нью-Йорка! Стоит только этой проклятой «Анжелике» выбраться из лагуны Чирикви — и ей все пути открыты. Гринго могут отправиться прямо в Нью-Йорк. И окажется, что скотина Фрэнсис и месяца не пробыл в отсутствии. Сеньор Риган не даст мне денег…