Мы прекрасно научились оберегать наших детей от мышьяка, стрихнина, туберкулезной и тифозной заразы, которые могут убить их. Такие же меры следует принять и по отношению к Ячменному Зерну! Уничтожьте его. Не позволяйте ему всюду на законном основании мозолить глаза вашим детям. Я пишу не об алкоголиках и не для алкоголиков, а для нашей молодежи, для тех юношей, в которых трепещет любовь к приключениям, радость к жизни и общественная жилка, для тех, кого наша варварская цивилизация стремится смять и уничтожить, подсовывая им яд на каждом углу. Я пишу это для здоровых, нормальных юношей настоящего и будущего.
Вот почему я спустился в Лунную Долину, предварительно немного выпив и отдав свой голос за предоставление женщинам избирательных прав. Я сделал это, ибо знаю, что женщины — жены и матери, — получив право голоса, навсегда загонят Ячменное Зерно в исторические архивы, где хранятся остатки всех исчезнувших варварских обычаев. Если вам при этом почудится в моем крике нотка личного страдания, вспомните, что я действительно перенес немало тяжелого в этой борьбе. Одна мысль, что моей дочери или сыну может угрожать нечто подобное, приводит меня в ужас.
Женщины — истинные хранительницы нации. Мужчины — прожигатели жизни, искатели приключений, игроки, и в конце концов их почти всегда спасают жены. Одним из первых химических изобретений мужчины был алкоголь, и он не перестает выделывать и пить его до наших дней, но не было дня, чтобы женщины не боролись против пьянства мужчин, хотя они никогда не имели возможности принять против этого какие-нибудь решительные меры. Как только женщина получает где-нибудь право голоса, она первым делом закрывает кабаки. Мужчины и через тысячу поколений не решатся сделать это по своей инициативе. С таким же успехом можно ожидать, чтобы морфинисты запретили продажу морфия.
Женщины знают, что за пьянство мужчин они заплатили кровавым потом и слезами. Оберегая здоровье нации, они примут меры, чтобы оградить своих будущих сыновей и дочерей.
И это будет так легко. Огорчатся лишь неизлечимые алкоголики, да и то только одного поколения. Я, как один из них, торжественно заверяю на основании долгого знакомства с Ячменным Зерном, что не слишком огорчусь, если придется бросить пить, когда все вокруг меня перестанут делать это и достать спиртные напитки будет невозможно. С другой стороны, большая часть нашей молодежи настолько чужда по своей природе алкоголю, что, не имея к нему доступа, даже не почувствует никакого лишения. Она узнает о кабаках лишь из исторических книг и отнесется к ним, как к чему-то вроде боя быков или сжигания ведьм на кострах.
Конечно, никакая личная повесть не может считаться законченной, пока судьба героя неизвестна до самого последнего момента. В этой книге читатель не найдет исправившегося алкоголика. Я никогда не был алкоголиком и никогда не исправлялся.
Некоторое время тому назад мне пришлось совершить плавание вокруг мыса Горн на паруснике. Путешествие длилось сто сорок восемь дней. Я не захватил с собой спиртного, и хотя виски капитана в любой момент было к моим услугам, за все время я не выпил ни одной рюмки. Я не пил потому, что не чувствовал желания делать это. Никто на борту не пил, подходящей атмосферы не было, а органического влечения к алкоголю я не испытывал.
И тут передо мной стал ясный и простой вопрос: раз это так легко, почему не воздержаться от вина и на суше? Я тщательно взвешивал и обдумывал этот вопрос в течение всех пяти месяцев путешествия. И все это время абсолютно ничего не пил.
В результате на основе своего прежнего опыта я пришел к кое-каким выводам.
Во-первых, я уверен, что на десять или даже сто тысяч человек не всегда найдется один настоящий алкоголик. Употребление спиртных напитков, по моему мнению, — чисто «умственная привычка». Это не то что пристрастие к табаку, кокаину, морфию или другим наркотикам. Влечение к алкоголю возникает исключительно в мозгу. Там же оно развивается и растет, но почвой для него служит общение с людьми. Из миллиона пьющих, пожалуй, ни один не начал пить в одиночестве. Все начинают пить в компании, и привычка к алкоголю укрепляется при этом тысячей возникающих попутно ассоциаций и влияний, о которых я рассказал в первой части этой повести. Эти-то ассоциации и влияния больше всего способствуют развитию привычки к спиртным напиткам. Роль самого алкоголя, по сравнению с ролью общественной атмосферы, в которой его пьют, очень незначительна. Редко можно встретить человека, который чувствовал бы непреодолимое органическое влечение к вину, не привыкнув пить его в компании. Я допускаю, что такие люди существуют, но сам таких никогда не встречал.
Читать дальше