— Что делать-то? Уйдешь, к черту, а кто за домом присмотрит?
— Орут не поймешь чего! Четкого приказа отдать не могут!
— Надо, чтобы все вместе уходили. Если все, то и мы!
— Точно! Если плотину действительно прорвет и вода хлынет в поселок, от нас и следов не останется!
— Что с детьми делать? — кричали женщины.
Однако постепенно крики смолкли, люди с лопатами наперевес, утопая в жидкой грязи, бросились к плотине. Цао Сюэи, в армейском прорезиненном плаще, громко распоряжался, стараясь, чтобы все его услышали:
— Быстрее! Все мужчины — к плотине! Женщины — по домам! Если вода прорвется, она разбирать не будет! Никто не спасется!
Скоро разговоры смолкли совсем — все поняли, какая надвигается опасность. Мужчины с лопатами и корзинами сбегались к западной окраине поселка. Женщины разошлись по домам успокаивать детей.
Бригадир скотоводов собрал всех нас и повел на склад за мешками. Еще издалека мы услышали крики: на плотине собралось много народу, все ждали нас. Уже подоспели люди из соседней коммуны, их было даже больше, чем наших, госхозовских. Вообще-то каждая организация обязана была следить только за своим участком плотины, как будто, прорвись вода на другом участке, их бы это не коснулось. Люди сновали вверх и вниз по насыпи, как муравьи по разворошенному муравейнику.
Плотина еще держалась, но за ней образовалось уже целое море. Оттуда, где я стоял, до самого подножия гор не было видно ни кусочка земли, ни деревца. По желтой, мутной поверхности воды катились белые барашки волн. Поток смыл с гор ветки, мусор, траву, овечий помет. Вся эта грязь кружилась, сбивалась в кучу и будто пробовала, с какой стороны удобнее вырваться на свободу. Достаточно было даже небольшого ветерка, чтобы волны начали с силой бить в плотину. Жуткое зрелище наводило оторопь на жителей Северо-Запада, никогда не видевших настоящего моря.
Вода с гор все прибывала. Канал наполнился почти до краев, еще каких-нибудь тридцать сантиметров, и вода пойдет через дамбу. А если дамбу прорвет, не важно на каком участке, лавина воды устремится вниз и начисто сметет несколько десятков расположенных к востоку поселков.
У оросительного канала не было специальной отводной трубы, не было и таких мест, где вода могла бы понемногу просачиваться в грунт. Оставался поэтому только один выход: подсыпать землю, наращивая дамбу. Сначала все довольно бестолково бегали и суетились, но постепенно работа приняла организованный характер. Мы выстроились цепочками по откосу: нижние копали и наполняли корзины, средние передавали их наверх, верхние высыпали и трамбовали землю.
— Только бы вода не поднималась, тогда все обойдется…
— Черт бы побрал этот ливень! Столько воды! Уж если прорвется — тогда крышка!
— Ты плавать-то умеешь?
— Да мы тут все птицы сухопутные. Где ж тут плавать?
Действительно, в этой горной местности мало кто умел плавать.
— Да не бойся! Как умрешь, так всплывешь как миленький! — засмеялся кто-то, решив, видимо, всех развеселить.
— Утопленники так всплывают: мужик — животом вниз, женщина — вверх.
— Это почему же?
— Что значит — почему? Все в точности как в постели…
Вдруг кто-то на дамбе закричал:
— Глядите, глядите! Никак утопленник?
Все, кто был на дамбе, посмотрели туда, куда он указывал. На поверхности безбрежного моря покачивался труп в форме зеленого защитного цвета.
— Ай-я! Животом-то вниз. Пастух скорее всего, в горах овец пас…
— Черт побери… А чего ж тогда утонувших овец не видать?
— А может, из лесничества кто…
Всем стало не по себе, все заторопились.
— Быстрей, быстрей! Давай землю, давай!..
— Наддай! Если дамба не выдержит, мы все поплывем, как этот парень!
Я работал наверху. Брал корзину, которую мне подавали снизу, и переворачивал, стараясь поровнее рассыпать землю и получше утрамбовать ее ногами. Неизвестно почему я испытывал небывалый душевный подъем, словно удесятеривший мои силы. Усталости я совсем не чувствовал и, несмотря на холодный ветер, вспотел.
— Быстрей! — кричал я все время. — Один отсюда подает, другой оттуда…
Кто сам работает больше, как-то незаметно получает право командовать остальными. Начальников здесь, похоже, не признавали, слушали тех, кто знал, что надо делать. Грозная опасность, ответственность за других уничтожили привычную субординацию.
— Отлично, — сказал я, — вода вроде больше не прибывает.
— Да ну? Откуда ты знаешь?
— Я, когда пришел, сделал отметку на дамбе. Сколько времени уже прошло, а вода на том же уровне.
Читать дальше