Ханна Бренчер - Если ты найдешь это письмо… Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям

Следующим вечером я сидела в поезде подземки, дожидаясь станции Фордем Роуд. Рядом со мной сидел маленький мальчик, клевавший носом в ритме движения поезда. Ему было лет семь. Ножки его не доставали до пола. Когда состав дернулся, он привалился к моему боку, но не пошевелился, чтобы выпрямиться. Так и остался сидеть, спящий, прислонившись ко мне, наполовину зарывшись личиком в воротник курки-дутика, пока поезд уносил нас к пригородам. Я обвела глазами переполненный вагон в поисках человека, который подойдет ко мне и возьмет спящего ребенка на руки. Никто и глазом не моргнул.

В другой день я бы испугалась, что моя жизнь вот-вот превратится в один из тех фильмов, в которых женщина находит сиротку и ей приходится взять дитя к себе домой. В другой день я принялась бы раздумывать, как прокормить малыша, как его одевать и как стать безденежным «папочкой» Уорбаксом [30]для него и его маленькой головенки, на которой, уверена, в парикмахерской напротив нашего дома выбрили бы звезды и планеты. Я бы оттолкнула его или встала бы сама. Но в тот вечер он был таким теплым и так хорошо вписался в свое место. Уже одно то, что он спал рядом со мной – маленький ребенок, которому вряд ли ведомы тревоги, – отчасти лишило голос января его змеиного шипения.

Мы с ним долго не двигались. Я тоже закрыла глаза. Он не шевелился. Поезд полз все дальше; мое дыхание синхронизировалось с дыханием ребенка. Нас с ним баюкали и укачивали объятия транзитной линии.

Я мысленно вернулась к созданному мною электронному адресу, с любопытством размышляя, какой ответ я получу – если получу – от Бога. Соизволит ли Он начать диалог? Будет ли в упор смотреть мне в лицо, когда я открою Псалтирь? А может быть, Он прямо тут – в тяжелом дыхании этого маленького мальчика?

Это была благодать. Я говорю это не без колебаний, потому что слово «благодать» для меня всегда было непростым. Когда растешь в лоне церкви, всегда кажется, что у людей появляется этакий странный рычаг частичного контроля над благодатью. У кого ее больше? У кого меньше? Одни считали, что благодать разлита повсюду. К другим она приходила короткими струйками, точно брызгающими из пипетки. Как-то раз подруга рассказала мне, что один старейшина из ее церкви заявил ей: «На тебе меньше благодати из-за твоих грехов». Она повторила эту мысль вслух: «На мне меньше благодати», – будто действительно в это верила. Будто постепенно, со временем, эти слова превратились для нее в мелодию и стали просачиваться во все, что она делала, во все отношения, которые она поддерживала, во все, на что она считала себя способной.

Бог значит много разных вещей для многих разных людей, но я не думаю, что Он – хозяин бюджетной вечеринки, у которого не хватит благодати на всех. Думаю, Он смеется до колик – этаким здоровым божеским смехом – над таким предположением. Типа: «Ой, прошу прощения, Я сумел пришить ножки паучку, но теперь придется выдать тебе меньшую порцию благодати. Ты столько в своей жизни налажала, и, хотя Я влюблен в твое сердце, как школьник, Я уже выбрал квоту Своей благодати! Непременно подай заявку в следующем году!» Не думаю, что все устроено именно так.

Это была благодать. Все это – мальчик, поезд метро. Дремота. Дыхание. Усталость. Опустошенность. Измотанность долгим днем. И то, что не хотелось ничего – только закрыть глаза и слушать тихое клик-клик-клик вагонов поезда. Не вздыхать. Не толкаться. Не пытаться в этот момент быть никем другим.

Благодать – это когда позволяешь чему-то еще, чему-то намного большему, чем ты, везти тебя домой. Это когда тебе не нужно и не хочется быть нигде больше, только в моменте, который принимает тебя такой, какая ты есть.

Я продолжала посылать письма на адрес HolderofYourHand@gmail.com, и благодать лилась рекой. Она давала о себе знать – как итальянская бабушка, которая знает по именам всех своих внуков, всех этих Алессандро, и Антонио, и Вито, разбросанных по всему алфавиту. Я так и представляла себе Благодать. С морщинистыми руками, которые некогда яростно сжимали белье при стирке. Она по нескольку раз целовала каждого, прежде чем уйти с вечеринки. Она хранила немало секретов – секретных блюд и секретных соусов, нацарапанных на клочках бумаги, обсыпанных мукой и остатками старых специй. Благодать была той, кто сядет с тобой после захода солнца и будет тихонько согласно «угукать» на все, что ты ей рассказываешь, на все слова, которые, спотыкаясь, будут вываливаться из тебя. Пока ты не достигнешь такой точки в разговоре, когда осознаешь, что ты в безопасности и можешь рассказать абсолютно обо всем, и она не встанет, не уйдет и не бросит тебя в одиночестве.