Ханна Бренчер - Если ты найдешь это письмо… Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям

Интернет ловил не очень хорошо, но я залогинилась и набрала адрес блога Нейта. Он опубликовал последний пост всего пару часов назад. Я сказала бы, что это странное совпадение – то, что этот пост появился через несколько часов после нашего диалога, но я уже перестала верить в совпадения. Речь об ангелах.

Он писал, что никогда не был уверен в том, что ангелы существуют, но ему хочется верить в знаки от Бога – или того, что есть вместо Него где-то там. Он не хотел сводить все к странным совпадениям. Когда он пришел в больницу на свой первый сеанс лечения, его встретили люди, которые определенно были ангелами. Ангелы. Они разговаривали с его родителями. Они делились с ним своими историями, словно говоря: «Вот, вот веревка – хватайся покрепче, и она вытянет тебя на другую сторону». Он, честное слово, не знал, что бы с ним было, если бы не эти ангелы, встретившиеся ему, когда он был жестоко болен и напуган той дорогой, что ждала его впереди. Он писал, что когда-нибудь, возможно, сможет и сам стать ангелом.

– Ты уже ангел, – прошептала я пустой комнате. Мои руки сжимали компьютер. Глаза были закрыты, словно все это было молитвой. Комната казалась священной, окутанной тем особым светом, который может создать лишь рождественская гирлянда, горящая в октябре. – Ты всегда был для меня ангелом.

Он был ангелом. Не того рода ангелом, с которым встречаешься в воскресной школе или на рождественском маскараде, ангелом с картонными крылышками, в белых одеждах и с блестками в волосах. Я имею в виду человека, который оказывается рядом как раз в тот момент, когда кажется, что земля вот-вот уйдет у тебя из-под ног.

Когда на следующее утро я встретила в коридоре Либби, она по-прежнему была в бэтменовской шапочке и леггинсах. Было пять утра, еще не рассвело. Мы почти не разговаривали, пока спускались на три лестничных пролета к входной двери. Я обняла ее на прощание. Велела беречь себя и поискать свое сердце – или то, что ей нужно искать, – когда она доберется до Италии.

– Вот, – сказала она, вручая мне длинный тонкий конверт. – Это тебе. Прочти, когда я уеду. Я же знаю, как ты любишь письма.

Я снова обняла ее. Выглянула в окно, чтобы проверить, есть ли кто-то на улице. Толстый слой холодного воздуха укрывал сонный район, точно плащ.

– Нет! – выдохнула Либби, толкая дверь, которую я не успела до конца открыть. – О нет!

Вещи кучами лежали вокруг багажника и дверцы заднего сиденья. Кто-то вскрыл ее машину. Куски жизни Либби усыпали весь тротуар. Осколки разбитого заднего окна веером рассыпались по задней части машины.

– Нет! – она побежала к машине. Голос ее был сдавленным. – Пожалуйста, нет!

В такие моменты мало чем можно помочь. Слов не хватает. Думаешь о том, что и как надо было сделать по-другому. Глупо было оставлять машину на улице перед домом, когда в ней было полным-полно вещей. Надо было завести ее за ворота или взять ценные вещи в дом. Мы слишком доверились своим ближним. Конечно, это просто не могло не случиться.

Стоишь и пытаешься заставить разум переключиться на спокойный режим, сосчитать все блага, которые у тебя есть. Помогает ненадолго. На тебя давит ощущение грубого вторжения. Оказавшись в такой ситуации, чувствуешь себя по-настоящему маленькой и беспомощной.

Вернувшись в центр, Либби принялась рыться в своей сумке, которую только что нашла на земле.

– Мне нужен лист бумаги, – сказала она. И начала яростно писать список. Я села за стол, который всего через несколько часов будет занят другими людьми, и сложила руки на коленях.

– Так, это… и еще это… и вот это… – она вела подсчет своих потерь. – Ладно, – подытожила Либби. – Это просто вещи. Всего лишь вещи. Им можно найти замену.

Она была спокойна и собранна. Знаю, в это невозможно поверить, но она выглядела осчастливленной, несмотря на то что лишилась собственности примерно на тысячу долларов. Я бы на ее месте, пожалуй, стала бы швыряться разными предметами и носиться по улицам, поджидая у лавок старьевщиков в надежде, что там скоро объявятся воры. А Либби была спокойна. Для нее это были просто вещи. Всего лишь вещи. А все вещи, которыми она по-настоящему дорожила, все то, чего она по-настоящему желала, было неосязаемым. Это были зрелища, и звуки, и знакомые голоса, – именно за этим она и собиралась в Италию. Собиралась искать их там. Ни о каких материальных вещах и речи не шло.

В конечном счете она ушла, чтобы отнести заявление в полицию. После ее ухода я осталась одна в пустом холле иммиграционного центра. Уселась посреди пола и осторожно вскрыла ее письмо. Оно было на нескольких страницах, исписанных с обеих сторон. Я прочла эти слова вслух пустоте, чувствуя, как каждое из них отдается эхом в стенах здания.