Может быть не заметил меня. Солнце ему в глаза.
Его дыхание стало коротким и прерывистым. Быстрей. Прохладные статуи: там спокойствие. Еще минута и я спасен.
Нет, он меня не заметил. После двух. У самых ворот.
Как бьется сердце!
Его зрачки пульсируя неотрывно смотрели на кремовые завитки камня. Сэр Томас Дин был греческая архитектура.
Ищу что-то я.
Торопливую руку сунул быстро в карман, вынул оттуда, прочел, не разворачивая, Агендат Нетаим. Куда же я?
Беспокойно ища.
Быстро сунул обратно Агендат.
Она сказала после полудня.
Я ищу это. Да, это. Смотри во всех карманах. Носовой, "Фримен". Куда же я? Ах, да. В брюках. Картофелина. Кошелек. Куда?
Спеши. Иди спокойно. Еще момент. Как бьется сердце.
Рука его искавшая тот куда же я сунул нашла в брючном кармане кусок мыла лосьон забрать теплая обертка прилипшее Ага мыло тут я да. Ворота.
Спасен!
9
Деликатно их успокаивая, квакер-библиотекарь вполголоса ворковал:
- И ведь у нас есть, не правда ли, эти бесценные страницы "Вильгельма Мейстера". Великий поэт - про своего великого собрата по ремеслу. Колеблющаяся душа, что в смертной схватке с целым морем бед, терзаемая сомнениями и противоречиями, как это бывает в реальной жизни.
Он выступил на шаг вперед в контрдансе скрипнув воловьей кожей и на шаг назад в контрдансе по торжественному паркету он отступил.
Безмолвный помощник, приотворив осторожно дверь, сделал ему безмолвный знак.
- Сию минуту, - сказал он, уходяще скрипнув, хоть уйти медля. Прекрасный и неприспособленный мечтатель в болезненном столкновении с жестокой реальностью. Постоянно убеждаешься, насколько истинны суждения Гете. Истинны при более глубоком анализе.
Двускрипно в куранте унес он анализ прочь. Плешивый, с высшим вниманьем, у двери словам помощника подставил большое ухо: слова выслушал: удалился.
Остались двое.
- Мсье де ла Палисс, - язвительно усмехнулся Стивен, - был еще жив за четверть часа до смерти.
- А вы уже отыскали шестерку доблестных медиков, - вопросил желчным старцем Джон Эглинтон, - которые бы переписали "Потерянный рай" под вашу диктовку? Он его называет "Горести Сатаны".
Усмехайся. Усмехайся усмешкой Крэнли.
Сперва ее облапил
Потом ее огладил
А после взял и вдруг
Катетер ей приладил.
Ведь он был просто доктор
Веселый парень док...
- Я думаю, для "Гамлета" вам понадобится на одного больше. Число семь драгоценно для мистиков. Сияющая седмица, как выражается У.Б.
Блескоглазый с рыжепорослым черепом подле зеленой настольной лампы вглядывался туда где в тени еще темнозеленей брадообрамленное лицо, оллав, святоокий. Рассмеялся тихо: смех казеннокоштного питомца Тринити: безответный.
Многоголосый Сатана, рыдая,
Потоки слез лия, как ангелы их льют.
Ed egli avea del cul fatto trombetta
[А тот трубу изобразил из зада (итал). Данте. Ад. XXI, 139].
Мои безумства у него в заложниках.
Крэнли нужно одиннадцать молодцев из Уиклоу, чтобы освободить землю предков. Щербатую Кетлин с четырьмя изумрудными лугами: чужак у нее в доме. И одного бы еще, кто бы его приветствовал: аве, равви: дюжина из Тайнахили. Он воркует в тени долины, сзывая их. Юность моей души я отдавал ему, ночь за ночью. Бог в помощь. Доброй охоты.
Моя телеграмма у Маллигана.
Безумство. Поупорствуем в нем.
- Нашим молодым ирландским бардам, - суровым цензором продолжал Джон Эглинтон, - еще предстоит создать такой образ, который мир поставил бы рядом с Гамлетом англосакса Шекспира, хоть я, как прежде старина Бен, восхищаюсь им, не доходя до идолопоклонства.
- Все это чисто академические вопросы, - провещал Рассел из своего темного угла, - о том, кто такой Гамлет - сам Шекспир или Яков Первый или же Эссекс. Споры церковников об историчности Иисуса. Искусство призвано раскрывать нам идеи, духовные сущности, лишенные формы. Краеугольный вопрос о произведении искусства - какова глубина жизни, породившей его. Живопись Гюстава Моро - это живопись идей. Речи Гамлета, глубочайшие стихи Шелли дают нашему сознанию приобщиться вечной премудрости, платоновскому миру идей. А все прочее - праздномыслие учеников для учеников.
А.Э. рассказывал в одном интервью, которое он дал какому-то янки. Н-ну, тыща чертей, вы молодчага, проф!
- Ученые были сначала учениками, - сказал Стивен с высшею вежливостью. - Аристотель был в свое время учеником Платона.
- Смею надеяться, он и остался им, - процедил лениво Джон Эглинтон. Так и видишь его примерным учеником с похвальной грамотой под мышкой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу