Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)

в которой Джордж страдает от весьма распространенного недуга

В день, когда госпоже Эсмонд предстояло принять генерала, каслвудский дом был убран со всей возможной пышностью, а сама госпожа Эсмонд оделась куда великолепнее обычного. Она старалась почтить своего гостя, насколько это было в ее силах, и хотела, чтобы приглашенное общество провело время как можно приятнее, хотя самой ей было не до веселья. Первым прибыл новый адъютант генерала. Вдова вышла ему навстречу в крытую галерею, служившую крыльцом. Он спрыгнул с коня у самых ступеней, и его слуги увели лошадей в хорошо знакомую им конюшню. Во всей Виргинии ни у кого не было таких прекрасных скакунов, как у мистера Вашингтона, и никто не мог сравниться с ним в искусстве верховой езды.

Прежде чем отправиться снимать сапоги, он некоторое время оставался со своей хозяйкой на галерее. Ей нужно было многое ему сообщить, узнать все подробности о том, как он был назначен адъютантом генерала Брэддока, и обсудить близкий отъезд ее сына. Пока они беседовали, мимо них то и дело пробегали слуги-негры с яствами для предстоящего пира, и они спустились на лужайку перед домом, где стали прогуливаться в прохладной тени.

Мистер Вашингтон сказал, что его превосходительство должен вот-вот прибыть и что с ним в карете едет мистер Франклин, представитель Пенсильвании.

Этот мистер Франклин, как слышала миссис Эсмонд, был когда-то подмастерьем у печатника, — до чего же мы дошли, если такие людишки разъезжают в карете главнокомандующего! Мистер Вашингтон заметил, что, разъезжает ли он в карете или ходит пешком, он чрезвычайно умный и осведомленный джентльмен. Миссис Эсмонд высказала мнение, что майор слишком уж снисходителен к этому господину, однако мистер Вашингтон невозмутимо продолжал утверждать, что печатник — чрезвычайно одаренный, полезный и достойный человек.

— Во всяком случае, я рада, что товарищами моего сына в походе будут не плебеи-ремесленники, а джентльмены, люди истинно благородные и светские, объявила госпожа Эсмонд самым величественным тоном.

Мистер Вашингтон не раз видел этих истинно благородных и светских людей после неумеренных возлияний и, возможно, подумал, что далеко не все их слова и поступки окажутся столь уж поучительны и полезны для юноши, еще только вступающего в жизнь; однако он благоразумно промолчал и сказал только, что Гарри и Джордж, раз они выходят в широкий мир, должны быть готовы не только к хорошему, но и к дурному и к знакомству с людьми самых разных сословий.

— Но в обществе заслуженного ветерана лучшей армии в мире, — растерянно сказала вдова, — в обществе джентльменов, выросших при дворе, в обществе друзей его королевского высочества герцога...

Ее друг только наклонил голову. Обычное выражение достойной серьезности не покинуло его лица.

— И в вашем обществе, дорогой полковник Вашингтон, — в обществе того, кого всегда так высоко ценил мой отец! Вы не знаете, как он вам доверял! Вы ведь будете оберегать моего мальчика, сэр, не правда ли? Вы старше его всего на пять лет, и все же я доверяю вам больше, чем людям пожилым. Мой отец всегда говорил мальчикам и я им постоянно повторяю, что им следует брать пример с мистера Вашингтона.

— Вам известно, что я готов был сделать что угодно, лишь бы заслужить расположение полковника Эсмонда. Так на что я только не осмелюсь, сударыня, чтобы стать достойным расположения его дочери!

Кавалер поклонился не без изящества. Дама порозовела и сделала ему необыкновенно низкий реверанс (неподражаемые реверансы госпожи Эсмонд славились по всей провинции).

Мистер Вашингтон, сказала она, может всегда рассчитывать на приязнь матери, пока он выказывает такую дружбу к ее сыновьям. С этими словами она протянула ему ручку, которую он поцеловал с большой галантностью. Вскоре миниатюрная дама проследовала в дом, опираясь на руку своего высокого спутника. Там их встретил Джордж, в богатом наряде и напудренный по всем правилам, и приветствовал свою матушку и своего друга одинаково почтительными поклонами. Нынешние молодые люди врываются в комнату матери в охотничьих сапогах и шляпе, а вместо поклона дымят ей в лицо сигарой.

Впрочем, Джордж, хотя он и отвесил матери и мистеру Вашингтону самые низкие поклоны, был тем не менее полон злобы. Вежливая улыбка играла на нижнем этаже его лица, но два окна верхнего сверкали подозрением и гневом. Что было сказано или сделано? Любое их слово и движение могло быть повторено в самом взыскательном, чопорном и благочестивом обществе. Так почему же госпожа Эсмонд порозовела еще больше, а бравый полковник, пожимая руку своего друга, неожиданно покраснел?