Поднимемся же по лестнице в квартиру генерала и вступим в нее следом за Джорджем Уорингтоном, который отвешивает самый изысканный поклон. В комнате нет никого, кроме одной дамы; она сидит у окна, — ведь солнце не слишком часто заглядывает на Дин-стрит. Сидящую у окна юную особу мы бы не назвали безупречной красавицей, но сейчас весна, и она по-весеннему свежа и прелестна. Розы алеют на ее невинных щечках. Глаза ее, вероятно, правильнее всего сравнить с фиалками. Живи я сто лет назад и сотрудничай в "Лондон мэгэзин" или в "Джентльмене", тогда, описывая ее мистеру Сильванусу Урбану, я бы сказал, что у нее милейшая шейка и сложение нимфы; я написал бы в ее честь акростих и восславил бы нашу Ламбертеллу в изящном мадригале, который и сейчас можно было бы почитать, когда надоест рассматривать новый план города Праги, или изображение лагеря короля Прусского, или карты графств Мэриленд и Делавер.
Итак мы видим мисс Тео, разрумянившуюся как роза. Как могла маменька еще час назад уверять, что мисс Тео ужас как бледна и утомлена и ей сегодня лучше не выезжать вместе со всей семьей, а остаться дома? Все поехали поблагодарить семейство лорда Ротема за предоставленное им на время жилье, а папенька направился к себе в штаб конногвардейского полка. Он в отличнейшем расположении духа. Мне кажется, он ждет какого-то назначения, но маменька страшно волнуется, боится, что его снова пошлют в чужие края.
— Ваш брат отправился вместе с моим в школу Чартер-Хаус, навестить нашего младшего братишку. Похоже, оба мои братца станут священниками, продолжает мисс Тео. Не прерывая беседы, она усердно работает иголкой, подрубая край какой-то мужской одежды. В прошлом столетии молодые дамы не стыдились ни шить мужские рубашки, ни публично о них упоминать. Прошу понять меня правильно, я не хочу сказать, что от этого простого занятия и простого разговора они становились лучше или хуже, и вовсе не стремлюсь к тому, чтобы вы, моя дорогая, стряпали пудинги, а я чистил сапоги.
— Так, значит, Гарри уже был здесь?
— Он часто бывает у нас, почти каждый день, — с улыбкой говорит Тео, глядя Джорджу в глаза. — Бедняжка! Ему с нами приятнее, чем в светских салонах, где его теперь, когда он сам перестал быть светским львом, больше знать не хотят. А вы почему не жалуете великосветское общество и не бываете на скачках и в кофейнях, мистер Уорингтон?
— Разве мой брат извлек такую пользу от посещения всех этих увеселительных мест и от дружбы с разными важными лицами, чтобы мне ему подражать?
— Посетили бы хоть сэра Майлза Уорингтона. Я знаю, он примет вас с распростертыми объятиями. Миледи наведалась сегодня утром к нам в своем портшезе, и послушали бы вы, какие она вам расточала похвалы: она заявила, что вы так или иначе должны занять высокое положение. Его высочество герцог очень хорошо отзывался о вас, говорила она. Вы не забудете нас, мистер Уорингтон, после того, как станете высоким лицом?
— Если я стану "высоким лицом", то, разумеется, забуду, мисс Ламберт.
— Вот как! Ну, мистер Джордж, в таком случае…
— Мистер Джордж?
— - В присутствии папеньки и маменьки мы, конечно, можем отбросить "мистера", — в некоторой растерянности говорит Тео, отворачиваясь к окну. И чем же вы занимались, сэр? Читали книги или работали над вашей трагедией? А какая это будет трагедия? Такая, какие любим мы, которая заставит нас плакать, или такая, какие любите вы и которая будет нагонять на нас страх?
— В ней много убивают, но, боюсь, не очень много плачут. Мне мало приходилось иметь дело с женщинами, и я их плохо знаю. Признаться, все, что я описываю, взято из книг, а иной раз я, как все молодые люди, подражаю стихам других авторов, которые когда-то читал. Женщины обычно не склонны вести со мной беседу. Говорят, что у меня саркастический склад ума, а им это не по вкусу.
— Может быть, вы просто не слишком старались им понравиться? — краснея, спросила мисс Тео.
— Я прогневил вас вчера вечером, — конечно, прогневил, я знаю.
— Да, я рассердилась, но не очень, а потом я поняла, что была неправа.
— Вы хоть немножко думали обо мне, после того как мы расстались, Тео?
— Да, Джордж… я хотела сказать, мистер… Ну. впрочем, хорошо, Джордж!.. Я подумала, что вы и папенька правильно судите об этой пьесе, и, как вы сказали, то, что нас растрогало — это не настоящие чувства, а какое-то притворство. Но я, право, не знаю, хорошо это или плохо — так ясно и отчетливо все понимать? Мы с Этти решили, что впредь будем гораздо осторожнее восхищаться трагедиями. Так что, когда настанет ваш черед, берегитесь! А как, кстати, она называется, ваша трагедия?
Читать дальше